Дети

– Здравствуйте! – по-русски сказал вошедший. Перед ними стоял высокий плотный, тяжелый мужчина, с круглой головой и тол: ток короткой шеей, пи вид грубый и очень сильный. Он, прежде всего, быстрым взглядом окинул комнату, как бы исследуя, где может быть скрыта засада. В маленькой комнате с покатым потолком он выглядел гигантом. Лида и мать смотрели на него во все глаза, с испугом и изумлением. Он был русский, он говорил по-русски, но в то же время что-то совершенно чуждое для них было в этом человеке. Он был чужой человек, из какой-то чужой земли, из-под других небес. Большая физическая сила и, вместе с тем, большое внутреннее напряжение делали его страшным. Он словно стоял не в маленькой комнатке на чердаке, где находились две слабые женщины, а крался в бескрайнем лесу, шел один на медведя, готовый и к нападению и к защите. Это – не был мирный человек. Стоя внешне спокойно, он, казалось, вое вале кем-то, ожидая встретить смертельную опасность каждую минуту, из каждого угла. Он быстро взглянул на их лица, и они поняли, что он уже запомнил их и узнает везде и всегда.

«Боже мой! – подумала мать, – Большевик!»

– Что вам здесь нужно, товарищ? – спросила она.

Он ответил не сразу. Засунул руку в карман тужурки и вынул записку.

Мать сделала шаг вперед.

– Кто вы? Зачем пришли?

– Кто я – совсем неважно, – отвечал посетитель, – Ну, скажем, почтальон. Вам письмо.

– Письмо? От кого?

– От племянника вашего, от Петра.

Мать ахнула: – Боже мой!

– От Пети! – закричала Лида. – Он жив? Жив! От Пети?

И внезапно оба женских лица покрылись горячими слезами. – От Пети! – восклицали они, плача. – Боже мой! Письмо от Пети!

Все эти долгие, долгие месяцы они почти не говорили о нем, почти, казалось, и не вспоминали. Обе глубоко скрывали свою печаль, свое беспокойство. И только теперь, в этот момент, им обеим стало ясно, какая это была душевная тяжесть, какая тоска – не знать ничего о Пете с той минуты, когда однажды ночью он покинул их дом.

Мать взяла записку, но ее руки страшно дрожали, она не могла ее развернуть. Лида тихонько отняла у нее. Конверта не было, просто маленькая записка. Развернув ее, Лида прочитала: «Привет. С любовью, Петя». Это было всё. Но, несомненно, письмо было написано Петей, его почерк, его рука.

На минуту обе забыли о посетителе. Они стояли обнявшись и, плача, глядели на это драгоценное письмо.

– Слава Богу, – перекрестилась мать и про себя прочитала молитву «Исполнение всех благих». Затем она обернулась к гостю и смиренно сказала: – Благодарю вас.

Он стоял внешне спокойно, не отвечая ничего.

Он устал, – подумала мать, – он очень-очень от чего-то устал…

– Садитесь, пожалуйста, – сказала она, предлагая ему стул. – Выпейте с нами чаю.

– А сами вы видели Петю? – вдруг заторопилась с вопросами Лида. – Где? Когда? Где он сейчас? Он не просил вас передать нам что-нибудь на словах?

– Скажу кое-что, – отвечал посетитель, тяжело опускаясь на стул. Не только стул, но даже и пол заскрипел под его тяжестью. Он сел поудобнее, чтоб действительно отдохнуть. Казалось, пол подогнулся под его стулом и потолок спустился ниже.

– Что же на словах? – торопилась Лида.

– Подожди, Лида, – остановила ее мать, – Дай… нашему гостю выпить чашечку чаю.

Ей жаль было этого человека. Видно было, как он изнемог от жажды: он одним глотком выпил чашку и глубоко-глубоко, радостно вздохнул.

– Прячется где-нибудь от японцев, – подумала мать, – и наверно голодный. Но обильной пищи у них самих не было. Она подвинула ему единственный сандвич – свой собственный ужин. – С огурцом и помидором, – сказала она, приветливо улыбаясь.

Теперь он ел и пил медленно, с осторожностью, присущей всем его движениям. Затем начался разговор. Он рассказал историю Пети.

Перейдя границу, Петя явился «на пункт» и «объявил» себя. Его арестовали и посадили в тюрьму.

– В тюрьму? – в негодовании воскликнула Лида.

– А то куда же? – как будто удивился гость.

– Но за что?

– Ни за что. Для порядка – до суда. Как же вы полагаете, гражданка, если в ночь неизвестные люди станут переходить через границы – что с ними делать? В тюрьму – по закону.

Затем, рассказывал он, был суд над Петей. Обстоятельства были для Пети неблагоприятны. Он – по рождению – принадлежал к аристократии, жизнь вел эмигрантскую, за границей. Пришел из Китая, из-под власти японцев – мог быть и шпионом…

– Шпионом? – возмутилась Лида. – Что узнавать? Про советы всем и всё давно известно.

– Не перебивай, – попросила мать, – будем говорить только о Пете.

Петя перешел границу, к несчастью, там, где шла стройка укреплений. Могла ему грозить и смертная казнь.

– Но парень оказался счастливцем, – продолжал рассказчик, – послали его всего-то на каторжные работы.

– Петю! – зарыдала Лида.

– Постой, – отстранила ее мать, а сама спросила спокойно-спокойно: – Он и сейчас там?

– Нет, вышел. На воле. Подошла амнистия: двадцать лет Красной армии. Выпустили Петра.

– Был он болен?

– А как же! Говорил мне, не раз думал, что настал последний день.

Мать молча перекрестилась.

– Где же он сейчас?