Дети

Жители Тяньцзиня были закалены в несчастьях и научились и встречать и переносить их. Кое-кто выработал в себе психический иммунитет против страха перед ужасами жизни. Тяньцзинец не испытывал нервного потрясения от того, что объявлена еще одна война. Русские эмигранты все последние десятилетия жили на военном положении, в состоянии войны и между собою и с остальным миром; молодежь родилась в этой атмосфере, не имея понятия об иной жизни. И для китайцев война давно стала частью повседневной жизни. Японцы сами рвались к войнам, создавали для них поводы. Другие национальности в Тяньцзине, представляя собой «иностранный капитал», вложенный, как в банк, в эту страну, интересовались почти исключительно финансовой стороной всякого события, и к войне подходили с вопросом: чем это будет для них – прибылью или убытком. Были еще и миссионеры, но они вообще и всегда были недовольны поведением человечества, не ожидали от него ничего хорошего, и война не могла их поразить. Короче говоря, под ударами судьбы обитатели города так глубоко ушли в свои личные и ближайшие, совершенно неотложные проблемы, что идеологическая и героическая сторона этой войны для них просто не существовала. Услышав новость о начале войны, генерал воскликнул: «Еще одна! Да будет воля Твоя!» – и перекрестился. Мать Лиды сказала только: «Да будет воля Твоя!» – и перекрестилась. Лида ничего не сказала, заплакала и перекрестилась. Мадам Климова всплеснула руками: «Чувствую, эта война будет чревата событиями!»

Фактически война внесла мало перемен в жизнь города. Русские, наиболее резонёрствующая часть населения, уже высказывали вслух заключение: какая сторона ни выиграет войну, русским эмигрантам будет хуже. Они предоставляли другим, менее опытным народам, надеяться на лучшее будущее. Еще никем не издан закон, запрещающий гражданам надеяться. Что же касается русских эмигрантов, смешно и наивно от них ожидать оптимизма.

Только бывшие военные слушали по радио военные сводки, но то, что они слышали, повергало их в ярость. Одни скрежетали зубами, другие почти плакали:

– Что они делают! Боже, что они делают! Разве так надо вести войну? Какое безумие!

Мадам Климова являлась одной из немногих, кто ожидал личных выгод от Второй мировой войны. У нее был свой тонкий расчет.

– Теперь, наконец, русский горизонт проясняется. Германия, с запада, дойдет до Урала; Япония, с востока, тоже дойдет до Урала. Большевизм будет сплющен там и раздавлен. Наши друзья – союзники – восстановят для нас монархию. Русь! Колесо истории твоей повернулось!

И она замолкла, задыхаясь от восторга. – О как мы заживем снова!

– Но кому быть царем? – начинала она вдруг волноваться. – Где династия? – Говоря по совести, она не знала ни одного законного кандидата, кого бы могла поддерживать от всего сердца.

– Но, – успокаивала она себя, – даст Бог, найдется! Есть же родственные связи между династиями. Найдут кого-нибудь, хотя бы среди иностранцев! – и она оставляла этот вопрос, перенося всю силу своего горячего воображения на то, как улучшатся ее личные дела.

У генерала хранился послужной список, и долгие годы в изгнании, пока он не обратился в мистика, он ежемесячно выписывал себе жалованье и в должное время производил себя в следующий чин. Соответственно с этим он прибавлял себе жалованье – и снова ежемесячно выписывал его, не забывая и наградные. Генерал был честный человек, не брал лишнего, – его расчет был точен до копейки. Но подпав под влияние философа Сковороды и узнав себя в словах:

Алчен в желании богатства,
Жаден в искании его,
Беспокоен в хранении его,
Печален в потерянии его,

генерал устыдился. Он громко, исповедался в своем греховном заблуждении перед мадам Климовой и хотел уничтожить послужной список и денежные записи. Но, на правах жены, она завладела книжкой, в первый раз похвалив генерала за проявление «здравого смысла», какого от него и не ожидала никогда. Процесс выписывания жалования увлек ее. Она с нетерпением ожидала двадцатого числа и выписывала его с восторгом. Потом еще догадалась: вписала всю сумму, как положенную в государственный банк, с шестью годовыми процентами. Насчитала проценты и на прошлое – вышла громадная сумма, капитал, богатство! В получении этих денег «когда-нибудь» она не сомневалась, «ибо за царем ничто не пропадает». Велик был долг России перед генералом, и всё еще возрастал с каждым годом!

Итак, на первое время по восстановлении монархии, мадам Климова была обеспечена. Но мечты неслись дальше. Генерал был стар, для действительной военной службы – жаль – не годился. Мадам Климова подыскивала ему подходящую должность при дворе. Он мог быть, например, шталмейстером двора Их Величеств, – О, эти будущие встречи старых друзей при дворе! – восторгалась она. – Для одного этого стоило жить! – Она уже слышала приветственные речи, обращенные к ней лично. Население выражало ей горячую благодарность за то, что она возвратилась в Россию.