Во-первых, он совершенный бедняк, полный пролетарий. Во-вторых, он нисколько не обескуражен этим и представляет собою самого беззаботного, бесстрашного, беспринципного и изобретательного мальчишку на свете. Он одинаково открыт и добру и злу, выбирая то, что в данный момент для него выгоднее. В общем – это талантливый мальчишка.
Он настроен воинственно, агрессивно, но его естественный враг – мальчик из богатой семьи – отсутствует в Шанхае. Богатые иностранцы в Шанхае не имеют детей А если и появится в какой богатой европейской семье малое дитя, ему дают совершенно особое, удивительное воспитание. Он растет на руках китайской няни, амы, и совсем не появляется в комнатах родителей. Часы прогулок ребенка и его матери организованы так, что им не угрожает опасность встретиться. Впрочем, иная мать, встретив своего ребенка, могла бы узнать его только по аме, по коляске или по чепчику. Вырастая, такое дитя обычно знает хорошо один язык – китайский, и возможность его духовного общения с матерью из-за этого ограничена. Наступает школьный возраст, и эти дети, организованной группой, под наблюдением уже европейцев, отправляются в Европу, в различные школы, но чаще, в клиники, санатории и больницы, так как обычно не менее половины из них – калеки, и уже все, без исключения, имеют хронические желудочные болезни, что, конечно, относится за счет шанхайского климата.
Между тем, в городе процветает бедный европейский мальчишка, чаще всего – русский. Его арена – улица. Не видя около себя естественного противника, одного с собою возраста, он избирает его – с осмотрительностью – среди взрослых. Мадам Милица сделалась жертвой такого выбора и предметом систематического преследования большой организованной группы. Горестно удивленная, она разложила для себя карты. Они ответили, что враг ее – лукав и многочислен. Не зная, что и подумать, она решила выследить врага и своими глазами увидеть, кто он.
Но мальчишки эти – хитрый народ. У каждого имелся некоторый жизненный опыт, каждый был уже «мальчишкой с прошлым», то есть числились за ним уже кое-какие проступки. Бывал он не раз и пойман и наказан, и уж если действовал, то искусно и осторожно. Он давно потерял веру в людей, а знавал их в разных профессиях, имел встречи и с полицейским, и с миссионером, чья единственная жизненная цель – улучшение моральных качеств человека.
Немало выслушал он разумных наставлений и красноречивых увещеваний и неизменно обещал исправиться. Не раз бывал жестоко бит. Но он был мальчишкой, и ему хотелось позабавиться, чем он мог заняться – увы – только вне дома. Дома он был, обычно, тонкий политик. Он знал, как встретить пьяного и буйного отца, измученную истеричную мать, как вздуть младшего братца, укрыться от глаз старшей сестры, как избежать встречи с квартирной хозяйкой, сделаться невидимкой для кредиторов семьи, как услужить злой старухе-соседке, когда предполагается, что она будет печь пирожки.
Вопреки всяким запрещениям, он ухитрился приютить бродячую собаку и скрыть ее от посторонних глаз тут же, во дворе; умел и тихонько задушить хозяйскую кошку, если она не уживалась с собакой. На улице он любил испугать прохожего, изловчался проколоть шину, искусно обсчитывал торговца. В школе он делался знатоком психологии, исподтишка наблюдая своих учителей, изучая малейшие их слабости. Он умел лгать, красть, ругаться, бегать. Все это он проделывал с самым невинным лицом, если могли случиться взрослые свидетели. С друзьями же он не знал притворства, был откровенен.
Он и семья его жили, обычно, в горькой бедности, в беспросветной нужде. Зимой – не хватало тепла, летом – прохлады, в болезнях – ни доктора, ни лекарства. Война, эпидемия, наводнение, взрыв арсенала, уличный бой, бомбы, кражи, убийства, пожары – всё это он видел на близком расстоянии. Зная так много о жизни, мальчишка вырастал материалистом, иронически относясь к духовным благам и желая единственно материальных сокровищ.
Котлету он откровенно предпочитал самой красноречивой проповеди заезжего миссионера.
Некоторые из этих мальчишек были бездомными, без семьи. Незаконнорожденные дети, они были брошены отцами, обычно, дельцами, коммерсантами, жившими в Шанхае недолго. Затем куда-то исчезала и мать. Иным из таких посылались деньги, анонимно, обычно от какого-нибудь мистера Смита, без обратного адреса благодетеля Такие мальчики жили в школьных пансионах, где-либо в семьях и, конечно, их эксплуатировали, как только могли. Совсем же бесприютные, иногда беглецы из родного или чужого дома, жили, где придется, в холодную ночь прокрадываясь переночевать к товарищу обладавшему своей постелью. От родителей, у кого «довольно и своего горя», такое посещение, по возможности, скрывалось.