Дети

Она сидела в горестном раздумье. «Как всё это описать Глафире? «Всё-всё и подробно-подробно». Она вспомнила семью Платовых и старалась вообразить среди них и Володю с Ларисой. Всех было жаль. Как ей было жаль их всех, включая и Ларису! Несмотря ни на что, в Ларисе было какое-то очарование. Лиде она и нравилась и отталкивала в то же время.

Лида разглядывала комнату: здесь, очевидно, жил только Володя. Ларисиных вещей нигде не было видно. Подумав, Лида стала приводить комнату, в порядок. Затем она вынула из своей сумочки иглу и нитки, сняла Володин халат и стала его старательно штопать, всё время мучаясь мыслью, как и что написать Глафире.

Часа через два в коридоре послышался шум: Лариса и Володя возвращались домой. Голос Ларисы был гневен. Она распахнула дверь и вихрем влетела в комнату.

– Слыхали? – закричала она Лиде. – Подождать! «Рекомендую подождать!» – передразнивала она чей-то голос, очевидно, священника. – Сначала полагается попостничать, потом поисповедоваться, потом причаститься, потом отслужить молебен и у родителей жениха благословиться, потом обручиться – а уж потом венчаться! «Это, знаете ли, дело сугубо серьезное, – продолжала она издеваться, – торопиться не следует, надо подумавши!» – Она сорвала с себя Лидин костюм. Володя в смущении вышел в коридор. Лариса накинула свою пижаму, а Лида торопилась завладеть своим костюмом.

И вдруг Лариса громко-громко, как-то буйно зарыдала. Так неожиданно налетает и бушует летняя гроза. За дверью тоже поднялся шум. Очевидно потерявшие терпение жильцы меблированных комнат протестовали против поведения Ларисы. Слышался извиняющийся голос Володи. В дверь стучали. Лариса вылетела в коридор. Лида искала возможности поскорее уйти. Она даже выглянула в окно, но оно было высоко над землей.

Голос Ларисы покрывал все остальные звуки.

– Больной старик? – кричала она. – Старики обязаны быть глухими! Стариков вообще надо убивать! Не будет квартирного кризиса. Тут и молодым мало места. Гоните больного старика. Куда? В могилу, конечно! Куда же еще? А вы, – кричала она кому-то, – если вы сейчас же не замолчите, я тут при всех повторю, что вы мне вчера сказали! Хотите?!

Шум затихал. Володя и Лариса вернулись в комнату.

– Ах! – еще на ходу спохватилась Лариса, обращаясь к Лиде.

– Вы же у нас гостья, а мы вас ничем не угостили. Как же это! Хотите чаю? Впрочем, у нас нет ни чая, ни сахара. У меня есть только папиросы. Хотите американскую сигарету? Не курите? Счастливица! Володя, а у тебя не осталось денег?

– Я же уплатил за рикшу, – прошептал Володя.

– Я тороплюсь, – поспешила заявить Лида. – Я так долго уже у вас, – и она начала прощаться.

Тут только, вглядевшись в ее лицо, Лариса почувствовала, что Лида ей очень нравится.

– Какая же вы милая! – воскликнула она. – Вот, должно быть, всем нравитесь! Послушайте, – заторопилась она, опять переменив тон, – нет ли у вас тут знакомых иностранцев, а? Побогаче. Познакомьте меня, милуша! Умоляю!

Лида, почти с сожалением, объяснила, что она совсем никого не знает в Шанхае.

Володя слушал этот разговор совершенно сконфуженный. Вдруг Лариса страшно зевнула:

– Ой, спать хочу! Знаете что, уведите его, – она показала на Володю. – Пусть вас проводит. Я засну часа на два. У меня сегодня в кабаре новый трюк – очень опасный. Все дело в балансе, упаду – крышка! Партнер меня швыряет с большой высоты.

– Швыряет? – ужаснулась Лида.

– Я изображаю кошку. Он швыряет меня с крыши. Я должна упасть и встать на четыре лапки, – и она показала, как она должна встать.

Володя провожал Лиду, и они долго шли молча, оба в большом смущении. Но понемногу разговор завязался. Лида рассказывала о счастье Глафиры и о радостях всей семьи. Володя, спеша, по-детски возбужденный, задавал вопросы:

– И Гриша и Котик счастливы?

– О да. Им обещана в Австралии настоящая лошадь.

– А у папы болит спина? Он жалуется?

– Да, но теперь он будет лечиться.

– А мама жарит лепешки утром по праздникам?

– О да. И теперь будет подавать их со сметаной.

Володя глотнул слюну.

Голодный, – подумала Лида.

На прощанье он попросил Лиду не писать Глафире всей правды, то есть умолчать о Ларисе.

– Сейчас они все счастливы, – убеждал он, – пусть счастье длится. Зачем огорчать?

Лида колебалась. Она помнила свое честное слово, торжественно данное Глафире. Володя всё уговаривал её.

– Счастье приходит редко. Пусть все они подольше будут довольны. Я буду здесь, они не узнают. Иначе мама так будет несчастна! Поколебавшись, Лида дала ему слово не писать о Ларисе. И, вместо стыда за нарушенное доверие, она почувствовала облегчение.

Правда, зачем огорчать?

Глава седьмая

Два концерта, данные Лидой, имели большой несомненный успех.