Я нарочно не писала ему, что со мной отец. Боялась, что уж точно не выйдет. Поэтому завидев рядом со мной чью-то незнакомую фигуру, братец замер. Сощурился, навострив лисий взгляд, вздрогнул и отгородился. На его запястье красовалась плотная перевязь заживляющего бинта – всё-таки, переломы эта лента лечит намного лучше открытых ран. Орочи тоже не рисковал начинать. Затянулась тишина.
– Как ты понял, вместе со мной кое-кто пришёл… – тихо сказала я. – И… в общем, так получилось…
– Сынок! – Орочи нерешительно вышел вперёд, пытаясь делать вид, будто у нас самый обычный разговор. – Боги великие, как же вымахал!
Глаза Такеши потемнели. Он заскрипел зубами и сжал кулаки – крепко, злобно, до хруста. На мгновенье промелькнула мысль, будто прямо сейчас братец набросится, чтобы выбить зубы, и догадки оправдались – выскочил, не сдерживая рык. Разве что ударить не решился. Всё-таки, заживляющий бинт подействовал ещё не до конца.
– Где ты был?! – Такеши покраснел от гнева. – Где ты был всё это время?!
– Ой, ну хотя бы ты не начинай…
Рыболовные крючки на шее Такеши снова затрещали. Самый ужасный знак. Я отшатнулась, испуганно прижав к груди гонг, и уставилась на это проклятое ожерелье. Ожидала, что вот-вот появится онрё. Ожидала когти, зубы и пахучие пятна крови на собственной одежде. Ожидала смерти.
– Не начинать?! – кричал брат. – Ты просишь меня заткнуться и не начинать?!
Он замахнулся, чтобы ударить, но что-то пошло не так. Отец резко повел рукой, будто выводя пальцем какой-то иероглиф, всё вокруг озарила яркая сиреневая вспышка, и Такеши рухнул наземь. По его коже расползлись какие-то странные тёмные узоры, тело свело судорогой. Я закричала и бросилась к брату, но едва я попыталась до него дотронуться, Орочи оттолкнул меня в сторону. Выждал ещё секунду. Снова начертил в воздухе знак, и жуткий приступ прекратился. Братец обмяк.
– Зачем вы это сделали?! – рявкнула я, схватив Такеши за плечи. Он как будто спал. – Проклятье, что с ним?!
– Сейчас очнётся, – Орочи наклонился и одним ловким движением сорвал с шеи брата ожерелье из крючков. – Будет знать, как нападать. В доме ведь так же было, да? Когда вы все…
Такеши открыл глаза. Он посмотрел на отца, как загнанный в угол зверь, и медленно приподнялся на локте. Орочи ответил суровым молчанием.
– Почему вы все не можете просто поговорить? – помогая брату подняться, фыркнула я. – Без кулаков, каких-то непонятных приёмчиков, поджигания домов, призывов онрё, поломанных конечностей, разрушения городов демоническим парадом…
– Харуко, хватит, – перебил Такеши. Снова глянул на Орочи. – Что это было?
– То, чему учат в городе Ёми, сынок, – усмехнулся тот. – Только там, знаешь ли, не принято бросаться с кулаками на всех подряд.
– И… что мы теперь будем делать?
– Пока – прятаться. Эцуко считает, что гонг находится в лапах онрё. А обряд в купе с колотушкой будут хорошей приманкой для него. В общем, твоего дружка, Такеши, хотят загнать в ловушку и, отобрав у него гонг, просто расправиться…
– Да нет у него гонга! – ужаснулся Такеши.
– Мы знаем, – Я подняла с земли увесистую тарелку. – Но, кажется, бойни не миновать. Хотя… Орочи… может, лучше просто выкрадем эту треклятую колотушку, и…
Орочи снова усмехнулся.
– В таком случае, – загадочно проговорил он. – Как мы
Глава 25
Хякки-ягё
– Это безумие… – бормотал Такеши, закрывая голову руками. – Это безумие, это невозможно…
Он сидел, поджав к груди колени. Закрывал руками голову, горбил спину, медленно покачивался и до крови закусывал губы. Идзакая господина Нобу, пыльная и грязная, воняла затхлым гнилым луком, а паутин с моего последнего визита прибавилось в разы. Верного стража этого места, двухвостого кота, мы подкупили – я снова открыла шкаф и дала ему ещё немного любопытных вещиц. Орочи кряхтел над небольшим аптекарским коробом, украденным по дороге. Он вытряхнул оттуда все лекарства, обклеил изнутри какими-то бумажками, покрытыми иероглифами, исчертил снаружи. То, что он готовил, буквально сводило Такеши с ума.
– Всё возможно, – хмыкнул Орочи. – Что я, зелье зря крал?
– Йеньяо была очень расстроена, что вы это сделали, – сказала я, копаясь в шкафу. От шёпота рыб гудело в ушах, но я всё равно продолжала изучать ящики. – Больше не воруйте у неё ничего.
– Милая, кстати, девочка. Днём где-то прячется, а по ночам прилетает, с отцом о чём-то болтает. Заботится, даже о мёртвом. Дочка, подай-ка мне смолу.
Я оторвалась от ящика с медными подвесками, которые, по мнению рыб, я могла бы «выгодно продать к своему сорокалетию», и поспешила подать отцу миску со смоляными шариками. На них отец крепил бумажки к внутренним стенкам ящика. Наверно, эта картина могла походить на семейную идиллию, если бы не Такеши. Он плохо спал, отчего сейчас и волновался в разы сильнее. Тяжело дышал, царапал руки. Смотреть на это было совсем уж тяжко.
– Такеши, не кори себя… – пробормотала я. – Ты не предаёшь его. Ты наоборот, лучше делаешь.
– Я знаю, но… – Он снова вцепился себе в запястье. – Это выше меня… Мы ведь лишим его покоя, мы заставим его мучаться…