Дети кицунэ

– Я оставила тебе послание, – продолжала она. – Ты передала его людям?

– Да. Передала. Лично даймё. Вы… можете проводить меня в этот Хуо-ву?

Тэнгу поднялась и, придерживая волосы, как шлейф одежды, подошла к крохотной двери. Выглянула из домика – комнату залил тёплый закатный свет. Хозяйка тут же захлопнула дверь.

– Мёртвым днём на улицу нельзя, – отозвалась она. – Солнце ещё светит.

– Я… не боюсь солнца…

– Всё равно нельзя. Надо ждать ночи.

Кажется, я снова попала в плен. Чем не тюремная камера? Снова ожидание смерти, снова томительная тревога… Только тэнгу не выглядела, как строгий надзиратель. Казалось, её вообще интересовала только собственная поделка из косточек. Куда привязать ниточку, где вонзить иголку с крючком… Как Такеши за работой.

Тэнгу вернулась к очагу и выдвинула глубокую тарелку, доверху наполненную чем-то съестным. Я подошла ближе. Она любезно протянула мне палочки.

– Мёртвые ведь испытывают голод? – спросила тэнгу.

– Иногда.

Только вот то, что лежало в тарелке, отбивало всякий аппетит. Тёмно-бордовые зёрнышки, которые я поначалу приняла за бобы, оказались… жуками. Сморщенными и поджаренными. В скрюченном куске мяса с трудом угадывались очертания какого-то зверька, похожего на крысу, рядом с ним устроилось несколько сороконожек. Всё это лежало на целой горе пропитанной соусом лапши. На всякий случай, я потыкала в неё палочками – действительно, лапша. Не черви.

– Что это? – как можно вежливей спросила я. Мысленно повторяла: «Не показывай, что тебя сейчас стошнит, натяни улыбку…». Выходило слабо.

– Это цан, – Тэнгу показала пальцем на жука. – А это ву. Это шу. А вот это – я-тоу.

Никогда бы не подумала, что жареная птичья голова называется «я-тоу».

– Весьма… любопытно… Я такого никогда не видела…

Тэнгу приспустила повязку. Оказывается, всё это время она скрывала металлическое колечко в носу и шрамы – тёмно-лиловые точки, разбросанные вокруг губ. Складывалось ощущение, будто кто-то попытался зашить этому существу рот, для чего и проткнул дырки. Но сам рот был человеческим. Не птичьим клювом.

– Как тебя зовут? – Тэнгу с хрустом съела один «цан». – У тебя же есть имя?

– Харуко. А… как зовут вас?

– Йеньяо.

Странное имя. Чужестранное.

– Очень красивое имя, – подметила я. – Что оно значит?

– «Дикая птица». Так ты из города? Как живут в городе?

– Честно говоря, я там довольно давно не была. Но… там очень хорошо.

Йеньяо насторожилась. Съев ещё одного жука, она снова закрыла рот повязкой и отстранилась. Из её длинных иссиня-чёрных волос выглянули маленькие бумажные бантики, напоминающие птичек. Кажется, тэнгу вообще любила украшать себя чем-то подобным, но выходило нелепо – как будто повалялась среди всякого хлама. Обычно так делают дети, ну уж никак не взрослые девушки.

– Люди часто врут, – буркнула она, как будто повторяя давно заученные слова. – Ты сейчас не врёшь?

– Нет.

За стенами гнезда послышался какой-то грохот. Как будто стучали металлические тарелки. Я старательно прислушалась. Следом последовала причудливая музыка. Я такой никогда не слышала.

– Что это? – пробормотала я.

– Представление. Живых гостей всегда встречают представлением.

– И всё для одного человека?

– Для двух. Для того, о ком ты говорила, и для девушки с двумя ртами.

– Ран…

– Что?

– У этой девушки рот на затылке? И он кричит ещё. И волосы шевелятся.

– М-м… Да.

– Её зовут Ран. А парня – Керо. Послушайте, мы с ними знакомы, если я выйду…

Я поднялась и уже хотела подобраться к двери, но Йеньяо схватила меня за руку.

– Нельзя, – строго сказала она. – Мёртвым и уродам город закрыт. Только ночью можно.

Правила есть правила. Какими бы странными они не были. Я вернулась на своё место и устроилась поудобнее, хотя ощущение, что меня снова заперли, всё никак не давало покоя. Кокоро неуютно копошилась в своей коробочке. Я её понимала.

Йеньяо подкинула хвороста и погрела руки. Почуяв тепло, Кокоро завертелась и застрекотала, я приоткрыла крышку. Цикада переползла мне на руку. Тэнгу уставилась на неё, как на ещё одну любопытную вещицу, и даже чуть не спалила волосы, наклонившись к нам слишком близко. Тут же отпрянула, но взгляд не отвела.

– А что это у тебя в волосах? – спросила она.

Говорила она об отцовских чётках, которые Керо вплёл мне в волосы. Вспомнив о них, я улыбнулась – хотя бы их не потеряла, в отличии от обуви.

– Это подарок брата. Вообще, они отцовские, но…

– Твой отец – оборотень?

– Ну…

– Ты не похожа на ханъё. Или твой отец отлавливал оборотней?

Я припомнила разговоры с Эри. Кажется, словом «ханъё» называли полукровок, но только тех, которые сумели унаследовать дар от родителя-ёкая.

– Э-э… я точно не знаю, – буркнула я. – Я его совсем не помню. Вероятно, это ближе к второму, но… честно говоря, я уже не уверена… Всё так запутано…

– Оборотням доверять нельзя. Они постоянно воруют мои вещи.

– Оборотни бывают здесь?

– Не здесь, но… – Она настороженно оглянулась, будто боясь, что нас подслушают. – В другом месте.

Я покопалась в рукаве. Вытянула фигурки – и женщины с лисой, и лиса с ребёнком. Йеньяо взяла их очень охотно. Повертела в руках, рассмотрела.

– Лисья работа? – спросила я.