Девочка и Дорифор

Тем не менее, компанию обволокло молчание, в том числе и близстоящую женщину, и странные слова, обронённые в адрес этого вполне убедительно воплощённого призрака, не возымели в женском восприятии дальнейшего интереса. Фотиния только чуть-чуть отпрянула от представителя точных наук. В тот же миг мурашки на руках у него исчезли. И ногти порозовели. Обошлось. Будто изрёк до того сущую правду. На сей раз его поддержало чистое совпадение чего-то разнопричинного, слов не касающегося, и вообще не требующее внятного объяснения.

Молчание затянулось. Оно длилось и длилось, напрягая сознание каждого из бывших посидельников.

– Интересно, кто это к тебе приходил, – съехидничал представитель развитого древнего язычества, глядя снизу вверх на плакучую крону берёзы. – Ведь именно к тебе кто-то приходил. Целая толпа.

Среди женской половины единственно девочка могла предположить, что обращен вопрос, может быть, к ней, поскольку прозвучало «ты». Фата Моргана тоже не удивилась бы, приняв такое утверждение на себя. Во-первых, она Фата Моргана, значит, водится с иными призраками, вот они и явились ей во всей красе, во-вторых «ты» со стороны соседа вполне уместно для неё из-за недавней их языческой близости между собой. Но вся женская половина целиком и одновременно засомневалась в правомерности догадок. И мужчин одинаково мог коснуться вопрос и утверждение Дорифора. Они оба – приятели. «Ты» здесь само собой. Но отреагировал, и мгновенно – учёный Луговинов:

– Да, – не мудрствуя лукаво, признался он, – это мои аспиранты.

Луговинов чётко и непосредственно представил себе образы бывших подопечных. Трепещущий холодок лёг на лоб, грудь и оба плеча, занимая давно ему уготованное место.

Никто не стал расспрашивать учёного об аспирантах-невидимках. То ли они помнили просьбу не говорить о науке, то ли попросту не возникло интереса. Тем не менее, кой-кому захотелось погулять. Они так и сказали.

– Мы погуляем, – сказала Фотиния.

– Угу, – подтвердила девочка, – а вы разберётесь, кто чей гость. А главное – зачем.

– Вообще, – художник Даль подался в сторонку, – вообще и мне пора. Помогу в квартирной уборке дома у себя. Рад, очень рад был с вами познакомиться, – обратил он взгляд на Луговинова. – Не знаю, увидимся ли ещё. На всякий случай, прощайте.

Луговинов развёл руки в стороны, ладонями вверх и пошёл куда-то неведомой дорогой. Но от мертвецов ему, пожалуй, не уйти.

Вскоре и Фотиния с девочкой расстались. Взглянули друг на дружку мельком, коротенько пожали плечами, вздёрнули подбородки и разошлись.

«Не нравится она мне», – подумала девочка, создавая в ней для себя образ утвердительного нерасположения.

Возможно, если вспомнить оценку Дорифора, Фата Моргана смахивала на Афродиту, гипсовую голову которой противилось ей рисовать, даже если и несложно на ней разобрать пропорции да светотень. Не знаем, недостаёт нам ума понять, где тут причина, а где следствие мгновенно устоявшейся неприязни девочки по отношению к новой знакомой. Не станем разбираться. Не нравится, и ладно.

Глава 34. Уборка

Бывшая жена художника Касьяна Иннокентьевича Даля и, по-видимому, столь же бывшая теперь подруга учёного Антона Вельяминовича Луговинова зашла в ванную. Подоспела пора прополоскать и развесить на месте отработанные тряпки, а заодно и самой освежиться под прохладным душем. Она не слышала, как настежь отворилась наружная дверь, и кто-то вошёл в дом, потому что противно шумел и свистел итальянский смеситель воронежской сборки. Уже потом обратила внимание на посторонние шорохи и стуки, когда закрыла душ и перевела дух, локтем отводя волосы назад. Неизвестное существо в тот же момент заперло дверь ванной с той стороны. Звук запирания она и услышала: дверь плотно прихлопнулась, а затем в неё уткнулся надёжно приставленный предмет. Далее в доме происходила обычная суета кражи. Приезжая дама то ли ничего не поняла, то ли подумала, будто хозяева над ней подшучивают, или попросту онемела от испуга. Немалое время, пока заканчивали грабить квартиру, она провела в оцепенении, забыв об окончании затеянного мероприятия. Чистые тряпки остались не развешенными и лежали мокрыми в вёдрах, недомытая она тоже оставалась мокрой, душ не напрягал воду в мелких дырочках.

Потом опомнилась и попробовала выйти. И так, и сяк. Долго пробовала, даже успела обсохнуть. И в тот момент, когда упор наконец отвалился от двери, послышался звук запирания другой двери, входной, а затем прорвался голос Даля:

– Опять сквозняк устроили. Дерево-то цело?

– Цело, – ответил он себе, завидев на дальнем подоконнике покачивающуюся однобокую крону грейпфрута.

– А остальное? – с лёгким дребезжанием в голосе спросила женщина, переступившая порог ванной, забыв чем-либо прикрыть мокрую срамоту из-за жёсткого перепугу.

Художник вошёл в большую комнату на три окна, с высоким потолком, и осмотрел её содержимое.