Девочка и Дорифор

Пока художник, сделав лоб гармошкой, оценивал наше беспроигрышное предложение, мы, конечно же, аналогично многим нетерпеливым людям, сходу принялись удовлетворять информационный зуд, и начали намеренно догадываться о сюжетах будущих рассказов, предвкушать, предвосхищать и тому подобное. Почему бы, например, не отыскать заодно и общность десяти или одиннадцати случаев, махнув рукой на Льва Николаевича. Глядите. Перед вами в один ряд выстроились все женщины, которые в былые времена отвергли Даля, и оказались тоже отвергнутыми. Одна за другой. Есть у каждой из них, конечно же, конкретные имена, порой выскакивающие из глубин живой памяти Касьяна Иннокентьевича, однако ж, нам, к сожалению, неизвестные. И мужья их тоже выстроились перед вами, кои имена отнюдь безразличны. Кто они, эти мужья? А! – И мы горестно махнули рукой. Некоторые из них попросту и до неприличия спивались. Скорее, это по большей части. Как же. Вообще все они спивались. Вот вам и обещанная общность. Это ж на каждом шагу случается. Чего ж тут есть особо самобытного? Куда ни кинь, как говорится. Только спивались-то они, как пить дать, по-разному. И отвергали бывших любимых женщин, а на тот час – попросту привычных жён, тоже по-разному. Один – именно любимым пьянством полностью заменил себе жену, имя которой грело сердце нашего художника, окунул он туда жгучие эмоции и выпуклые представления о жизни. Другой – по пьяному делу сошёлся с подобной ему подружкой, найдя в ней истинное единомыслие, а благочестивую жену с именем, связанным со сладкими воспоминаниями нашего будущего рассказчика, стал презирать и заставил её уйти, куда глаза глядят. А третий – на пьяную голову всё время требовал развода, и без осознанной причины. От случая к случаю заявлял о том решении, но медлил с реализацией; и, взяв то за привычку, развёлся-таки внезапно, совершенно на голову трезвую. Четвёртый – постановил попросту сбежать (конечно же, по пьянке) и провёл постановление в жизнь, а однажды, будучи в трезвом состоянии, подтвердил правильность твёрдого решения и остался холостяком до дней последних. Пятый – наоборот, желая себе, не сдерживаемой ничем, мужской волюшки, грубо выгнал завоёванную жену: «надоела». Шестой в разных пьяных компаниях флиртовал с кем попало и, в конце концов, затерялся меж множества кратковременных подружек, не зная никакого предпочтения. До сих пор чего-то ищет. Седьмой – уж если выпьет (а выпьет всегда), сразу подаётся в необузданное творчество. Зачем ему жена? Восьмой – попал в лагеря, потом спился, и не возвращаясь к жене пустился в разбойную жизнь. Кажется, опять по лагерям гуляет. Девятый – вообще удавился из-за того, что спилась и жена. И эти незнаемые нами имена брошенных женщин постоянно, то и дело, возьми да ущеми за сердце нашего художника. Уф. Десятый почти полностью повторил поступок первого, но не без оригинальности. Впрочем, нет. Разбавим сей скудный разнообразием ряд – всего одним единственным выдающимся случаем. Пусть одна из тех женщин, с неповторимым именем, причём с душой настоящей устроительницы человеческого обитания в его двойственной природе, пусть питала она к нашему художнику определённую симпатию и даже вырастила на сей почве настоящую любовь к нему. Крепкую. Она же – устроительница. И не скрывала. Она частенько вызывалась на особенные встречи с ним. А он этого будто бы и не видел. Знал. Чувствовал. Но сторонился. Не хотел сторониться, но что-то в нём вырастало невещественной оградой. Возможно, опыт нехороший был тому причиной. Ведь столько раз – одно и тоже. Сложилось к тому времени прискорбное обыкновение. Он притерпелся провожать приглянувшихся женщин, отпуская их в чужие руки, и уже стал считать это неукоснительным предопределением. Все женщины, мол, ожидают церемониальной раздачи себя по разным мужьям. Их раздаёт судьба. А мужчины овладевают. Кто – кого. Но Даль на такой раздаче никогда не присутствует. Вот и проглядел одну из по-настоящему замечательных женщин, рвущуюся в его объятья, но не находящую их. И она вскоре подоспела к очередному мероприятию раздачи, и увёл её кто-то из счастливчиков. Одним словом, было и напрочь выпадающее из ряда происшествие. Дальше. Какой у нас по счёту случай? Одиннадцатый…

Касьян Иннокентьевич, он же художник Даль, настоятельно называющий себя изобразителем, покашлял, прервав наше ничем не оправданное предвосхищение, наполненное дерзкими догадками и жадными предвкушениями, красноречивым жестом позволил нам войти в комнату-пустыню и тем же манером пригласил сесть на вопиюще нагло торчащую мебель. Явленный тут несколько оголённый и заострённый антураж вполне подходит для рассказов о невостребованной любви.

Сам хозяин бездушного помещения садиться не собирался. Он стоял неподвижно, посередине пустыни, что непременно подчёркивало главную фабулу будущего рассказа. Или повести.

– Тольку одну.

Мы поняли. Он расскажет об одиннадцатом случае. Ведь остальные мы уже предвосхитили корявым вымыслом, и, памятуя о правиле сглаза, не надеемся получить о них ничего путного никогда.