Девочка и Дорифор

Между тем, господин Почвин в какой-то момент углядел в человеке, в том, одном из других, в том, с кем образовались у его женщины слишком конкретные отношения, – заприметил в нём образ будто не соперника, а человека действительно постороннего, но будто бы приятеля. Да, он почему-то представился Почвину именно посторонним приятелем, в смысле – параллельным ему, Почвину. Эдакое паранормальное явление. Мы не знаем причины столь неожиданного определения этого человека постороннего – одновременно воистину дорогим приятелем. Оно свершилось вдруг. Раньше они просто обменивались философическими соображениями и остротами по разным поводам, не досаждая друг друга вопросами личных особенностей во взаимоотношениях. А теперь – стали близкими приятелями в параллельных мирах. Это ощущение он, мы думаем, обнаружил при помощи хорошо ему ведомого «послечувствия». О том Почвин решил без особого разбирательства. Пришедшая ниоткуда симпатия не спрашивает дозволенности. И ущербность того человека, постоянная, но пока не интересовавшая Касьяна и потому не выявленная вкупе с избыточностью, не была она помехой для благосклонности. И тут же поверил Касьян, что давным-давно любит их обоих. Не вместе. Любит порознь и по-разному, не обращая внимания на явное отсутствие взаимности с той и другой стороны. Но любит сугубо с боковой, что ли, точки зрения, потому и не замечает протянутых между ними и крепнувших нитей будущей семейной пряжи. Ведь об их естественном и самостоятельном влечении друг другом, но без его участия, ему и в голову никогда не могло прийти. Более того: он уверен, что они между собой дружны чисто из-за его чудесного отношения к ним обоим, правда, порознь. Вот почему не было у него мысли о конкуренции между ним и ставшим вдруг чрезвычайно дорогим ему человеком, дорогим и будто посторонним, да вдобавок – ущербным да избыточным, и всё в одном лице, вот почему не могло быть у него ни такой мысли, ни такого чувственного порыва. И общепринятой в таких случаях ревности – не возникло у него. Тому препятствовало, ранее подмеченное нами паранормальное восприятие вполне реального события. Предполагаемые для обычного человека языки пламени всякого подобострастия ничуть не взбудоражили нашего рассказчика. И нечего ему тут гасить. Вдобавок, привычка, наработанная борьбой с «пожаром в груди», способствовала тому. Он вообще мог оставаться в полном спокойствии. Махнул бы рукой. Даже посмеялся бы. Это если б не возникло одно «но». И не просто «но». Такое «но» действительно единственно одно, и встречается – не чаще собственного рождения: художника посетило глубочайшее ошеломление. Вот уж случилось ему ощутить удар по голове, – всем ударам удар. Боль души – нетерпимая. Постоянно представленная пред его взором фантастическая неожиданность совокупно с таинственной непредсказуемостью во вполне оформленном образе жены, – осуществились они вдруг невозможным для него вывертом. Реальность в виде чудовищной изнанки выстроенной фантастики оказалась не менее неожиданной и не столь уж предсказуемой. Ошеломительной. Для него. Для представлений о человеческой жизни в обетованных пространствах. Но не для обычно протекающей вокруг жизни обычных людей на рядовом пространстве земли. Здесь шло размеренным чередом и завершалось до классической ясности – азбучное, логически выверенное событие.

Оказывается, можно обитать в этом мире, обходясь без представления о жене, которое имел Касьян.

Открыта ещё одна сторона смысла того странного женского взгляда. Там, помимо обречённости и неучастия в играх судьбы, немигающая широта свидетельствовала об отсутствии даже малейшего намерения женской оценки нашего художника и женского сравнения его с иными господами. Взгляд, оказывается, был воистину проницательным, то есть проницал Касьяна без приостановки на нём, будто нет его в материальной природе. Мы думаем, справедлив был Касьян, когда поправил нас в определении этого взгляда, явившегося впервые: неузнанный.

Теперь ему ясно увиделось и дальнейшее поведение: ни чинить препятствия, ни мешать развитию её предпочтения. Он ничего подобного не хотел, и думать не думал. Такому и сметь невозможно. В общем, и в тень уходить не пристало, поскольку и без того долго там таился. Личная тайна лишь ещё сильнее укрепилась, упаковалась многослойными кульками и заперлась в кованом сундуке. Тайна видения этой девушки вечной женой, одетой в невероятно особый смысл, несмотря на дальнейшие выверты природной стихии бытия, сохранялась до конца. До сего дня. И мы её впервые решили обнародовать.