Девочка и Дорифор

Мы, благодаря определённо навеянным усилиям ума, узнаём, что человек, посторонний нашему художнику, но притом ему будто бы дорогой, – умеет намеренно влюблять в себя. Он проводит для того установленную работу, сопряжённую непременно с неявным присутствием ни кого-нибудь, а определённо чёрта. Или, если хотите, назовите это сопряжение некой разновидностью романтичности. Иначе говоря, пусть оно будет красивой изнанкой, оборотной стороной того, кто скрыт. Романтичность, возможно, бывает всякой, но тут она явно представляется изнанкой присутствия чёрта. Сам по себе, по обыкновению – он просто враг человеческий, завсегда и тщательно скрытный, а его красивая изнанка – не иначе как яркая и соблазнительная. Да ещё и – напоказ. Вот и нашу, то есть, Касьянову женщину тот парень под одну гребёнку с чёртовой сопряжённостью, которую многие авторы и читатели могут именовать романтичностью, успешно влюбил в себя. Касьян, без сомнения, тут же и подтвердит нам, поскольку тот неподдельно и без хвастовства признавался о незаметно для себя приобретённых способностях кому-то на лестнице во время перекура. Касьян, стоя в сторонке, случайно подслушал слова того человека: «я могу заговорить любую девушку; у меня есть беспроигрышная методика; несколько разговоров, и всё – влюблена». И случаи предъявил. Каждый завершался победой. Единственно, что происходило постоянно после успеха – не пользовался он завоеваниями. Ему достаточно было убедиться: работает ли приёмчик беспроигрышно или барахлит иногда. После поистине беспровальных разговоров-заговоров он прощался с девушкой без продолжения, оставляя в душе её будто романтически соблазнённое настроение, как и любую фальшь, на недолгое время. Ну, профессиональный спортсмен, одним словом. А на этот раз не распрощался. Почему? Просто надоело дурочку валять или что поважнее задержало выход из игры? Можно спросить у Касьяна, однако не станем, догадаемся, а он пусть себе прохаживается по комнате и собирается с мыслями. Тот человек, допустим, возалкал власти. Мы знаем, он был ущербным человеком. Но и не без избыточности. Наш рассказчик не уточнил, в чём выражалась та ущербность, лишь намекнул, будто её нетрудно заметить с аллегорической точки зрения, но мы уже представили себе, вообразили возможные муки, тяжко переносимые тем человеком. А всем известно, что именно любая человеческая ущербность, а, тем более, в сочетании с избыточностью чего-либо другого – без оглядки ведёт к жажде власти над многими судьбами. Чем шире круг судеб, тем привлекательнее. Надо полагать, именно это обстоятельство заставляло того человека не преминуть однажды предъявить доказательство превосходства над нормальными людьми, то есть, непохожими на него. И доказал. Довольно полого доказал, плоско, не посягая на достижение высот: Овладел той девушкой, которая именно по высоте настроя души превосходила многих других общих знакомых. Но это лишь начало. Мало ему того. Аппетит приходит во время еды. Пожирнее бы точку посадить. Посмачнее. Он попробовал заставить её стать не менее ущербной, чем сам, заставить перенять и усвоить неродную ущербность. Ту, которой тяготился в себе. Странно? Да нет, скорее, закономерно. Алчность прожигала того человека насквозь. Перебрал, подобно любому игроку. Мы помним, кроме ущербности, он обладал избыточностью. Она-то и выразилась неиссякаемым стремлением насаждать свою волю другому человеку, причём для него недосягаемому.

Знал ли об этом Касьян? Вопросик. Знал, коли рассказ-то – его. Знал о приёмах влюблять, знал о сокровенной цели. Но почему же ей-то не рассказал о том, не поведал своевременно? Почему не предостерёг её от явно катастрофической неправды? А вы как думаете, почему? Да. Верно. Не мог он опуститься до роли осведомителя, да к тому же, касаясь друга закадычного. Тем более, в свою пользу. А ведь это был бы для него абсолютно выверенный и справедливый шанс, тот, что обычно где-нибудь зависает, маячит перед глазами слабее и слабее, прежде чем окончательно ему смахнуться в небытие. Не воспользовался и этим, стопроцентным шансом, как и прочими. Ибо пользоваться – вообще низкое занятие, сродни подличанью. А если применить более решительное действие? Самое решительное. И традиционное, в классическом понимании. Имеется в виду поединок. Думаем, что роль Ленского его тоже не прельстила. И произошло то, что произошло.

Та замечательная парочка вместе пробыла недолго. Триумф доказательства успешного преодоления ущербности развеялся почти сразу, а красивый романтизм вывернулся обратно, спрятав изнанку и выставив напоказ истинную личину, отродясь законную.

– Я хамяк, – повторил он Касьяну Иннокентьевичу Почвину, шутя над собой, – не хомяк, а хамяк.