Девочка и Дорифор

«Господи, – подумали мы, – сколько переживаний протекает по ночам в многочисленных складках сознания Даля, если, согласно повести, лишь одна из такого множества историй невостребованной любви до боли насыщена жаром неувядающей жизни. Во снах-то, согласно теории сновидений, они у него востребованы все! Все остальные! И ни одна из них не прошла, не угасла, не окаменела»!

Но любопытство в нас ощутимо начинает разгораться. Вопросник наш продолжает пухнуть, не оставляя уже ничего прежнего из домашних заготовок. И мы задаём Касьяну Иннокентьевичу один из спонтанно взошедших, добавочных вопросов. Например:

– Но у вас дочка есть. И жена. Была.

– Есть. Была. И опять есть. О чём вы спрашиваете?

– История. Расскажете, а? Мы понимаем, понимаем, уж эта история вообще единственная в вашей жизни, в том смысле, что она бесподобна, и уж не станет претендовать на эпизод. Но не откажите в рассказе иного характера. Набросайте этюдик. Небольшой. Без многослойности событий. Кстати. Вы сказали «есть» о жене. Это непонятно. Была или есть?

– Есть. И раньше, и теперь.

– Странно. Об этом мы не повествовали.

– Ещё успеете.

– Хорошо, успеем. Но прежде вы расскажите о ней.

Касьян Иннокентьевич охоты не проявил. Но врождённая доброжелательность и привитая родительским воспитанием учтивость возымели перевес. Он согласился, и мы прошли на кухню.

Там, бывшая жена, успевшая до конца отцепить портьеру от гардинных колечек и обернуться в неё потуже, задёрнула за собой другую занавеску, отделяющую эркер от основного помещения. Мы даже не успели её разглядеть. Но этого и не нужно, поскольку сразу принялись послушать рассказ о ней.

Глава 36. Жена обыкновенная

Снесла курочка-ряба золотое яичко. Дед бил, бил, не разбил. Баба била, била, не разбила. Не посчастливилось им испробовать вкуса этого яичка. Может быть, удастся потом? А тут мышка бежала, хвостиком махнула, яйцо упало и разбилось. Экая оказия. Теперь уже не испробовать никогда. Оба плачут, рыдают. Не плачьте, сказала курочка-ряба, снесу я вам ещё яичко. Не золотое, а простое.

Милая женщина. Они сошлись с ней совершенно естественно. Словно по заранее подготовленному сценарию. Сначала – необитаемый приплюснутый остров на середине почти круглого озера где-то в глубине таёжного мира, затем – уединённая комнатушка на безлюдной мансарде в эпицентре клокочущего многомиллионного мегаполиса. Им везде было хорошо. Но Касьян признаётся: жжения в груди не случилось. Ни в начале, ни потом. Наоборот, создалось ощущение просто радостного события, вполне правомерного. По справедливости. И сия отрада не прерывается долгое время, будто её подпитывают надёжные источники. И вот, ниоткуда возникает вопрос. Возникает любопытство, глядя на природу возникновения известного нам чрезвычайно пылкого состояния души. Не та ли, предложенная художником Далем, аллегория холостого броска пресловутого «бумеранга» – является истинной причиной порождения интересующего нас пламени в груди? Не его ли закон заставляет первую искру, выбитую в груди и летящую к желанной цели, упорно возвращаться обратно? А? Не то, что бы ваше сердце, не зная того, принимает на себя сладкую боль от возврата собственной первой искры? Да, да, да. Огонь ваш чиркнет у вас внутри почти незаметно, а потом последовательно распаляется истинный пожар. Оттого возгорается, что ваши же импульсы огня уже многократно запускаются вами и возвращаются к вам, не принося ответной милости. Отражаются. Отскакивают. И в конце – ослепляют. Вы сами себя ослепляете, своей искрой, превращённой в молнию. А та особа, в сторону которой производится порыв, мы знаем, она спокойна, она прямого отношения к вашему пожару не имеет. И напротив, когда ваш порыв и ваша искорка находятся ещё в зачатке, не прожигая вас и даже не покалывая, в час, когда им незачем ни рваться, ни воспылать, тогда же всё это, по сути лишь начало, сразу, без промедления поглощается тем человеком, сердцем той особы, в сторону которой только намерено пуститься ваше волнение. И с большой охотой оно вбирается, словно заведомо ей принадлежащее. Тогда нет ни пожара, ни костерка и ни последующего пепелища. Идёт естественное и непосредственное взаимное восприятие. Происходит устойчивое поддержание тепла. Казалось бы, другого и не надо. Обеспечена умеренная радость, как говорится, до гроба. Замечательно. Похоже, нечем тут возразить. Простая истина. И любые наши поиски большей открытости и большей надёжности надо немедленно прекращать, поскольку таковой не существует.