Девочка и Дорифор

Сначала захотелось прогуляться по лесу, попробовать просто почувствовать себя без всяких мыслей. Он и прошёлся. Но лес тут сорный. Слишком потрёпанные деревья, кочки, хилый подлесок, лежалая трава. Совсем не то, что в окрестностях Изумрудного озера. В таком лесу только интеллектом накопленный головной мусор и способен отозваться. Не получается без мыслей. Ясность пробивается с трудом. О чём? Он покамест не знает. Сквозь гущину невзрачного ольшаника замерцали едва заметные точки света, будто отдалённые весьма звёзды, и они затеривались в шершавой поверхности листвы, изъеденной улитками. Да, действительно, пробиваются капельки ясности, правда, непознаваемой. С трудом, но пробиваются. Даже через вездесущий сор. Уже хорошо. И учёный вдруг обрадовался. Ветер всколыхнул ветки ольшаника, и яркий сноп света озарил всё лицо. При этом он ощутил, внятно воспринял вспыхнувшее в себе намерение доехать до старого приятеля, похожего на древнего грека в молодости. Зачем? Нет никакой разумной на то причины и, пожалуй, нет желания соучаствовать. В чём соучаствовать? Нет. Учёный, подобно прошлому разу, попросту ощутил острую необходимость встречи с ним. «Он нужен мне», – промолвил Антон Вельяминович в уме. Кто знает, наверное, решил похвастаться просветлением, пока неопознанным.

Дорик поправлял ножку самодельной кровати, неотличимой от изделия старых мастеров. Она, после недавних нескольких перемещений кровати по комнате (в день приёма именитого приятеля и везунчика), расшаталась и стала скрипеть. Мастер-застольник уже затянул до отказа потаённый болт и дробью постучал по нему гаечным ключом. Одновременно раздался иной звонок. Это Антон Вельяминович позвонил в наружную дверь точно в тот момент, когда человек-статуя закончил дело и мягко проворковал: «отлично».

– О, – воскликнул он, отворяя путь приятелю, – привет.

Они прошли вместе в его комнату. Фотиния не выходила из соседней кельи, и не знала о том, кто тут явился.

– Знаешь, ты посиди, – Дорифор упредил слова приятеля, готовые разразиться немедленно, – а я сбегаю. Рядышком. И не сопротивляйся. Чемоданчика твоего при тебе нет, значит, я полагаю, ты пустой. Я недолго. Рядышком, тут рядышком.

И он, коротко бросив взгляд вдоль угла стен до потолка, а затем, обозрев носки стоптанных башмаков, решительно вышел за порог дома. Фотиния в тот момент выходила на кухню.

– Я закрою за вами, – сказала она.

Луговинов подошёл к окну. Нет, вид из него не благоприятствовал сосредоточению. Зашторил. Затем зашторил и второе. А после содеянного, удовлетворённо и при успокоении, притёрся в кресле, нам давно известном.

Дрёма не заставила себя ждать.

Скованная льдом река. Средняя река, вроде Фонтанки, но без мостов. А во льду видны прогалины. Не очень широкие. Шириной со ступню. И не слишком частые. Перейти на тот берег легко, если идти внимательно. Однако вот река со льдом почему-то делается шире. Противоположный берег удаляется под действием таинственной силы, причём довольно резкими рывками. Река несколько раз подряд почти удваивает ширину водного пространства, скованного льдом. Расширяются и учащаются прогалины. Вскоре до того берега уже глаз не достаёт. Ну и пусть. Пошли? Пошли. Только бы не попасть в прогалину. Ан уже вечереет. Лёд становится серым, одного цвета с прогалинами. Не дойти.

Глава 38. Чёрные прямоугольники

Девочка со вновь обретённой мамой подались за покупками. Они так и сказали: «нам надо срочно сделать необходимые покупки, чтоб о них не думать».

– Закрой за нами, – произвёлся женский звук снаружи квартиры.