Девочка и Дорифор

Даль опять прислонил бывшие картины парами друг к дружке. Не глядя на них, прислонил. Потом, за столом, положил перед собой лист бумаги и призадумался. «Не знаю, что за тип, этот Луговинов, – думал он, – и не надо бы знать». Он припомнил слова бывшей жены по части дуэли. «Забавно, – снова подумал Касьян, ощутив неприятный отголосок в груди – что-то там подмывает. Есть между нами серьёзная причина конфликта. Слишком даже серьёзная. Но не женщина, нет. Не женщина главная тому причина. Эдак, дуэлей к теперешнему времени состоялось бы не менее десятка. Десяток щемящих душу историй с женским содержанием, десяток решительных поединков между мной и соперником, десяток моих смертей. И, кстати сказать, эта, последняя женщина у нас обоих, оказывается, вроде бы вообще, матушка родная. Сама призналась. А мы её цари Эдипы. Братья-близнецы. Дуэль тут неуместна. Нам только ослепнуть остаётся. Фу, ерунда чепуховая». Но мысль о поединке средневекового типа или по мотивам недавно прошедших веков запала в сознание, а потом и в подкорку.

Он откинул голову вверх и долго-долго ни о чём не думал. Сидел себе, да сидел. Но что-то подспудно там, в ментальном мире, вызревало да вызревало без явного участия сколько-нибудь отчётливой мысли. Что-то определённо выращивалось. В общем, похоже, параллельно шли две еле уловимых подвижки. На удалённых друг от друга уровнях.

Одна из них, та, что поближе к поверхности, пробуждалась, кажется, по поводу бывшей жены. Жена бывшая, но всё равно свербит неприятное ощущение оттого, что её захватил наглый выскочка, пускай себе и величайший учёный и лауреат. Неприятно. Нельзя сразу и без оглядки договориться и примириться с плохим фактом. Скребёт что-то. Не выбросить из головы. «Ага, мусор», – он будто вспомнил о возможности существования сорного вещества в голове. Попался, дружок. Снова попался. Впрочем, не знаем. Предположим, не он так подумал, потому что не думал вообще, а мы догадались. Он действительно, вроде бы вообще ни о чём не думал. Чистая голова у него. А на чистую-то голову мусор обычно сваливается с большой охотой и предрасположением. Подвижка шла исключительно подспудно, однако почти на поверхности, поэтому и выкатилось что-то боковое, легковесное. Попался он или не попался на сорном процессе, но тот персонаж, который у нас числится под фамилией Луговинов, тем не менее, оказался в положении неприятеля по отношению к Далю. Мы же говорили – неприятно ему. Вот и по лицу прошла тень. Луговинов Далю сумел-таки досадить. Навредить, испортить настроение, подобно делам того шального обладателя двух женщин и тупозадого «Peugeot», и подобно поведению не менее случайно здесь оказавшегося серолицего гражданина в пёстрой рубашке. Цепочка одна. Если ощущения по каждому из этих случаев одинаковы, значит, цепочка одна. Разве что мусорная. Сжечь немедленно, и дело с концом. Поднести огонь разума и сжечь. Если бы.

Другой подспудный процесс шёл значительно глубже первого, до такой степени глубоко, что узнаваемым видом не выкатывался не только наружу, но даже не позволял себя разглядеть с уровня первого. Что мерцает в темноте чрева чуть ли ни преисподней? Чей зародыш чьего ослепительного открытия накапливает силу? И что произведётся? Опять же мусор? Но что собой представляет глубинное сорное вещество? Спрессованный прах? Неужели один лишь тлен способно производить человеческое сознание, насколько бы глубоко оно не проникало?

Внешне Даль продолжал быть в состоянии глубокого бездумья. Сидел себе, да сидел. А в его ментальном мире по-прежнему, в пространствах мелких и обширных, близких и далёких, единовременно и в рассрочку что-то подвигалось, поспевало и наливалось. Наконец, одна из тех подвижек, та, что зрела у поверхности, к данному часу перестала быть неведомой и уже имеет образ новоиспечённой свежей копоти. Огонь разума достал её без натуги, и тут же предстала зола чего-то перед тем благополучно сгоревшего почти снаружи сознания Даля, и он даже унюхал запах гари, слегка выдав презрение по этому поводу лёгким поморщиванием. И ладно. Другое действо, то, что совершалось в бездонных недрах, напротив, объединив усилия с произвольной и самостоятельно зарождающейся глубинной волной вселенского океана, готово либо поднять ещё не рождённую мысль в занебесье, либо поглотить её зародыш в бездне. Нужен был знак. Но от кого он должен поступить, невозможно представить. Разум лишь развёл руки от осознания законченного бессилия. Что делать?

Наконец, Даль торопливо стал искать пишущий предмет: ручку, а то и карандаш, ну, что попадётся. Немного даже понервничал: ничего подобного на глаза не попадалось и в мыслях не припоминалось. Но зачем же искать, ручка давно лежит прямо перед ним, в полной готовности к извержению из себя пишущего вещества.

«Господину Луговинову.