Девочка и Дорифор

Даль кричал, но не слышал себя. Не слышал и сирены, источающейся из чрева автомобиля, им одним обеспокоенного предполагаемым угоном самого себя. Глухота обняла Даля толстым ватным одеянием и проникла глубоко внутрь сознания. Он не ощущал на себе и внутри себя ни грубых, ни ласковых, вообще никаких прикосновений окружающего мира.

Художник быстро шёл сначала загородным полем, затем шоссейной дорогой, а вскоре и всякими городскими улицами. Его внутреннюю тишину постепенно пробивали городские звуки. К наступлению тяжёлого утра, шок прекратился.

Глава 43. Бега

Девочка и её мама, возвратились домой с покупками. Не слишком быстро они воротились.

– Ну вот, – сказала мама, когда завидела стопки картин, стоящие вертикально у каждой из четырёх стен. В отличие от их автора, женщина сходу обратила внимание на рамы, – картины Даля прибыли сами собой. Оказывается, не было досадного грабежа. Их увозили, чтобы вставить в рамы. Ну, прямо, как гора с плеч. А то и не знала, что с собой делать за нелепую оплошность. Даль не знает, что у него происходит в доме, какие заказы кому делает, и когда они исполняются. Слава Богу, всё вернулось на круги своя, – мама ладонями коснулась друг за другом связки картин, то ли с умыслом подтверждения действительного их возвращения, то ли просто машинально сопровождая успокоительную мысль.

Девочка, в общем-то, не понимала, о чём идёт речь. Она, не задумываясь, кивала головой в знак согласия. И с покупками необходимо срочно разобраться. Вот разберёмся, а потом поймём и остальное.

Так, за разборкой новых приобретений и провели они с мамой весь вечер. Занятий оказалось неожиданно много, поэтому они проглядели наступление полночи. За окнами стоял полумрак.

– О, – удивилась мама, останавливая рассеянный взгляд на миниатюрных часиках, а затем ещё и сощурила глаза, – время-то нас не баловало. Уже первый час ночи.

– Да, – вздохнула дочка, – а папа наш где-то загулял.

Мама снова окинула взглядом возвращённые картины.

– Может быть, наш папа и не знает, что его виртуозные произведения благополучно завезены обратно, – проговорила она. – Знал бы, давно уж оказался дома. И картины повесил бы на законные места. Сразу бы, никого не дожидаясь, приделал, тем более, они одеты в рамы.

– Угу, – согласилась дочка, не вникая в смысл маминых слов, но тоже взглянула на папины вещицы у стены и пожала плечами. «Папа всегда чего-нибудь придумывает диковинное. Кто знает, зачем тут возникли ненужные перемены с картинами»? – подумала она. А потом произнесла вслух:

– А спать будем? Или будем ждать? Ты ведь ещё обещала мне что-то рассказать. О приключениях за границей.

– Обещала. Расскажу. Утром. К тому же приключения окончились.

– У.

– Ты иди. Укладывайся. А я посижу. Давненько я не поджидала твоего отца.

Девочка послушалась и легла спать. Уснула сразу и глубоко. И ни одно маломальское сновидение не забралось в потаённые уголки ощущений, которые упрятаны где-то на дне глубочайших складок сознания. Ни одно из припрятанных в виртуальном мире грёз не пыталось коснуться даже кончиков её волос.

Рано утром в квартиру позвонили.

– Милиция, – послышалось за дверью.

Мама, в общем-то, практически по-настоящему и не уснула. Думы тяжкие владели ею. Не прилегла-то по-настоящему. Так, поджала под себя ноги на диванчике и опустила отяжелевшие веки. Оттого просыпаться ей не пришлось. Без обиняков открыла вход и тотчас спросила:

– Что с ним?

Там стояли два милиционера. Один – тучный и пожилой, полностью бритый и с еле раскрывающимися веками, другой – моложавый, сверкающий почти круглыми глазами, покусывающий кончик одного из густых усов и похлопывающий пальцами по тощей папочке. Они, в свою очередь единовременно, будто по команде, спросили у неё:

– С кем, с ним?

– С Далем, конечно. А с кем же ещё?

– Угу. Вы позволите пройти и кое-что спросить? – вежливо произнёс пожилой милиционер, нижними веками помогая поднять верхние.

– Да, да, пожалуйста.

Бывшая жена Даля провела милиционеров на кухню. Те присели на табуретки. Тот, который моложавый, пригладил усы, а затем вынул из тощей папки запачканный извёсткой листок, на котором было заметно, что ранее он складывался в шестнадцать раз, и подал маме. Больше в папочке ничего не осталось.

– Вы госпожа Даль? – спросил он.

– Ну… да… я… да, вернее, нет, у меня другая фамилия, но Даль мой бывший муж.

– Этот почерк вам знаком?

– Не знаю, не знаю. Да, конечно, знаком. Это почерк Даля. Он редко что-либо писал. Наверное, из-за того и почерк у него корявый.

– Судя по тому, что вы спросили о судьбе Даля, – сказал пожилой милиционер, окончательно поборов тяжесть век, что позволило ему уставиться в потолок, – дома его нет.

– Нет. Со вчерашнего дня.

– Понятно.

– Значит, и вы не знаете, где он, и что с ним? – бывшая жена почувствовала в себе прилив жгучего беспокойства, – судя по вашему тону.

– Пока не знаем. Но надеемся, узнаем. С вашей помощью, – молвил обиходными словами, принятыми на их службе, страж порядка с полностью бритой головой, тот, который без папки.

– Да, пожалуйста. И что я могу?

– Вы знали Луговинова Антона Вельяминовича?