Девочка и Дорифор

Сзади послышался тихий, но тяжеловатый всплеск. Всплеск, да и всплеск, вода ведь кругом, чего уж тут удивительного. А в ней бывает даже рыба. Хотя водяной шум явился, может быть, слишком грубоватым для здешней корюшки или окуньков, да пусть его. Оборачиваться Антон не собирался. Трудно. Живое сознание отдыхающего человека отяжеляли не слишком живительные мысли, нагло пробивающиеся сквозь изумительную красоту природы и поперёк усиленного вниманием отсчёта пульса. «Что-то и здесь произошло губительное, – думал он, – нечего сказать, не слишком ласков со мной этот прекрасный с виду денёк». А впрочем, для опознания истинной причины тяжёлого всплеска оборачиваться уже не надо. Боковым зрением Луговинов заметил человеческое тело. Оно медленно-медленно плыло в положении навзничь. Дрейфовало, то ли по течению, то ли по независимому намерению, в сторону Финляндии. Вынужденно сфокусировав на нём зрение, Луговинов обнаружил неподвижное серое лицо, свёрнутое набок. Никаких пузырей в области носа и рта, что угадывало бы в нём дыхание. И в остальном теле глухо отсутствовали признаки внутренних колебательных процессов. Ужаса Луговинов не испытал, но густое и аморфное презрение овладело им. Грусть обратилась в исчерпывающее себя неприятие. «Нет, всюду взбушевало настоящее преследование! Что я им всем сделал? Чур, меня»! Он быстро поднялся, перескочил на другой камень, затем на следующий, дальше и дальше от утопленника. Несколько раз проваливался с тверди в воду, то одной, то другой быстрою ногой, а по берегу, в сопровождении хлюпания воды внутри дорогих туфель, вовсе бегом добрался до машины. «В Виртухец, в Виртухец, в Виртухец». «Saab» развернулся, рывком сдвинулся с места, выбрасывая из-под себя облачко сухой хвои, перемешанной с песочком, вырулил на шоссе и стремительно поскользил по нему, скрываясь от берега Залива, внезапно ставшего окончательно неуютным.

Он ехал без остановки до границы, где, на удивление, не оказалось привычной очереди, и где пришлось притормозить только для проверки паспорта. «На пароме высплюсь, – решил он для себя, – а теперь полный вперёд». К полуночи удалось пересечь всю Финляндию поперёк.

Последний паром на «Холм престижа» ушёл прямо перед носом. В гостиницу идти не хотелось. Антон Вельяминович открыл notebook и задумался.

Глава 20. Соседи

– Скажите, а почему ваши давние приятели друг друга не знают? – Фотиния, не став разбираться по поводу местонахождения таинственного Виртухеца, столь привлекательного лишь для Луговинова, без особого любопытства задаётся вопросом, и доносит его до соседа. Тот уже проделал несколько шагов по возвращению к себе, поскольку счёл застолье оконченным, однако приостановился у двери и медленно отворил её, держась за ручку.

– Но они оба и вас не знали, а вы – моя соседка, – бывший суверен квартиры попытался было побалагурить, и стал ногтем что-то процарапывать на дверной ручке, видимо, застывшее пятно краски после давнишнего ремонта. А потом, сам того не ожидая, вдруг затеял разговор, близкий к основательности.

– Нечасто люди встречаются сразу и вместе, и в большом количестве, – сказал он, покусывая губу, – собираются, да, такое случается постоянно, особенно в гигантском городе. Собираются, но не встречаются. И гораздо реже приходит на ум сходиться с намерением разглядеть да запомнить всех и вся. Обычно, там знакомые и незнакомые люди подбираются для недолгой беседы парочками. Даже на большом общем и вполне дружеском застолье – люди беседуют парочками. Ну, троечками. А специально кто-то с кем-то встречаются вообще и непременно отдельно от других. Встретиться с кем-то – означает отделиться от других.

Фотиния оценила пятно краски на дверной ручке достаточно большим, а, значит, ногтем его придётся счищать довольно долго.

– Да, – сказала она, – разделение по утвердившемуся обычаю сильнее соединения, туда есть стопроцентная предрасположенность и устойчивая привычка, оно и встревает повсеместно, – большая женщина протяжённо и внушительно вздохнула, – это ведь и по вашему мнению так. Впрочем, разделение разделению рознь.

– Да, да. И рознь бывает разная, – Дорифор поднял ноготок мизинца и потрепал им седую шевелюру за ухом, – каламбурчик такой. Но мы же знаем: разделять заинтересован по обыкновению тот, кто имеет власть. Та или иная власть по-всякому нас разделяет. По норову. И он тоже. Вы о нём говорили сегодня. Вы говорили о таинственном неизвестном художнике, но ушли от заказчика художеств, удобно взвалив эту кучу разбирательства на меня. А он, по-видимому, превосходно умеет разделять. Это ведь он ввёл в общество установку повального сечения всего и вся на излюбленный им манер. Но прежде себя разделил. Рассёк себя, и, наверняка, задолго до того как решил затеять не менее долгий труд над созданием будущего невидимого «Чёрного квадрата».

– А люди, и без кого бы то ни было особого замысла, выживают вообще-то, благодаря поголовному разделению, – Фотиния, по-видимому, позволила себе увлечься темой разделения.