Девочка и Дорифор

– Это само собой. Но в поэзии есть ритм и гармония. Без них стихи пустенькие. Вот и контрабас в джазе: он поддерживает одновременно и ритм, и гармонию; причём весьма выразительно. А?

– Ага, – девочка теперь уверенно и с пониманием закивала головой. Затем обратилась к Дорифору, выискивая в нём облик поэта.

– А теперь уж сыграйте что-нибудь… – она покрутила пальцем в воздухе, – ну, про ожидание, что ли. Вроде ожидания. Ну, похожее на ожидание. Поэтическое.

Дорифор задумался, улыбаясь. Можно развить джазовую манеру и наиграть старый блюз. Нормальное ожидание. Потом снова кратко задумался, припоминая ставшее уже давнишним, былое музицирование, и, не сметая с лица печати задумчивости, взял, да попробовал сыграть «Минувшие дни» Грига. Сперва вроде бы пощупал клавиши первой короткой фразой: “та, та-та… та, та-та”. А потом исполнил это сочинение на одном дыхании, почти без единой помарки, производя невероятные «крещендо», с «пианиссимо» до «фортиссимо» и сходя снова на «пианиссимо». Ни разу не сбился, при затаённом дыхании со стороны слушателей.

– Надо же, – проговорил он куда-то в сторону. Так, никому сказал, – аж с четвёртого класса музыкальной школы помню.

Очередной звонок в дверь упредил предполагаемый нами гул восхищения, готовый слететь с уст слушателей. Явно антимузыкальный характер дверного сигнала мигом перевёл всех в затаённость дыхания другого качества. И движения среди кучки музыкальных эстетов тоже не последовало. Пришлось звонку проявить характер, но поувереннее и попродолжительнее. Им перерезалась вдоль и поперёк вся атмосфера григовского гения, ещё продолжающая беззвучно витать в пространстве комнаты.

Девочка первой поборола онемение. Она коротко, но глубоко вздохнула (повторила бывший вздох, после недавнего смеха) и кинулась отпирать квартиру.

– Неужели это моя дочка, – послышалось из прихожей.

– Значит, мама, – раздалось оттуда же.

Даль оставил испорченный пылесос (оказывается, он держался за шланг сначала до конца звучания музыки), но более и не двигался. На лице образовалась слабая тепловая завеса. Он поочерёдно взглянул на обоих приятелей. Взглянул, будто спрашивал у них о чём-то.

Дорифор поднял брови, но не в ответ, а из-за рождённого в уме собственного вопроса, что-то заподозрившего.

– Мне надобно уйти?

Тётя Люба, сидя на краешке углового дивана, сдержанных тонов обивки, медленно шевелила трубочкой рта и упражняла талию, пружинно водя во все стороны грудную клетку. По-видимому, волновалась, хотя мы и раньше не видели её в ином состоянии. Она всегда волновалась, даже, мы думаем, везде волновалась, однако никогда не чувствовала себя помехой в этом доме, может быть, самом обожаемом ею доме, и теперь лишь предвкушала радостную встречу со старинной подружкой. Потому и не подумала повторить вопрос Дорика ещё и от себя.

– Нет, нет, наоборот, – Касьян почти испугался, отвечая на этот вопрос, – наоборот. Очень даже кстати присутствие твоё. Ты прямо угадал. Точно рассчитал приход сюда. Отлично. Совершенно кстати. Вот, оказывается, что ты уж точно здорово умеешь – вовремя являться. Такое не каждому дано. Это тебе не пылесосить и не посуду мыть. И даже не на фортепьянах расстроенных играть великие произведения. И не думай уходить. Ты нужен мне.

«Ты нужен мне», – протяжно, со значением процедил про себя Дорифор знакомую фразу, которую недавно произносил его другой приятель, учёный Луговинов перед снаряжением в это славное местечко, незабвенный Виртухец. И тут же потенциальный герой производства чего-то начального и сугубо новейшего, будто обнаруживая пресловутое déjà vu или простое совпадение, отметил про себя интересную мысль. «Оказывается, так оно и есть, не они были мне нужны для внезапной и неясной помощи в тогдашних начинаниях, а я им. Один за другим. Сначала Антон проявил эту нужду, да ещё более внезапно, чем я. Теперь – Касьян. Скоро, думаю, прояснится вообще содержание нужды как таковой, и сколько её в природе накопилось. Касьян-то из-за мелочей не скажет этих слов».

– Здрасьте, – послышалось со стороны двери в комнату.

Приятели единым взором обратили внимание на новый голос. Вошедшая новая женщина создала кивок головой набок и улыбнулась.

Художник Даль ничего более гостеприимного не мог придумать, чем предложить прогуляться. Не раздумывая, сразу. И удивительно: общее согласие выйти чуть-чуть подышать свежим воздухом произвелось без больших временных затрат. Даже новая гостья не стала ссылаться на усталость с дороги, чтоб возразить.

Вскоре они оказались в маленьком скверике подле дома.

Пока мать и дочь искали для себя общий язык, а тётя Люба деликатно, притом нетерпеливо отошла в стороночку и не без подобострастия наблюдала за этой сценой, мужчины успели перекинуться свежими новостями.

– Я к тебе пришёл не из-за безделья, – сообщил Дорик. – Ты смотрел по телевизору церемонию из Виртухеца заморского?

– Касьян Иннокентьевич показал на лице выражение недоумения.