Девочка и Дорифор

– Касьян, – обратился он к приятелю, внезапно вспомнив о главном, – знакомство состоится в моей комнатушке. Ты предупреждён. Лекция у тебя в кармане. Успеешь прочитать, пока женщины займутся готовкой.

– Минимальной готовкой, – сказал он женщинам, упреждая их тоже готовое восхищение от долгожданной перспективы любимого занятия, – чуть-чуть, у меня много чего приготовлено. И я помогу.

– Ты почитаешь, мы на кухне. Прямо сейчас и пойдём, – Дорифор посмотрел на Касьяна и придал выдающемуся лицу выжидательное выражение.

– С кем знакомиться? – поинтересовалась мама девочки.

– С лауреатом престижнейшей премии в мире, – усмехнулся Даль. – У вас там, за границей такие люди в редкость, а мы этого добра не знаем, куда девать – полным полно за каждым углом.

Девочка сразу охотно поддержала человека, убедительно утвердившегося в её сознании в качестве симпатичного, но пока неопознанного. А таинственность только наращивала интерес к нему. Девочка вообще в таком положении чувствовала себя вполне комфортно и даже не допускала мысли, чтоб нарушить народившуюся новую тайну.

– И я давно не ходила в гости, – сказала она, отрывая руки от лица, – сутками с Дорифором одним общаюсь. Да и тот – гипсовый.

Удивительный день выдался. Ладный. Взрослый народ помалкивал, настраивая себя на положительное решение.

Живой, но неопознанный Дорифор выставил перед собой руки, ладонями вверх, а лицо осветилось предвосхищением всеобщего согласия.

– Есть одна уважительная причина, – отметил художник, найдя лучший повод, неукоснительно служащий положительному решению, – и с соседкой твоей поговорим. Она ведь тогда очень возжелала кое о чём перекинуться, а я слишком торопился уйти. Не очень вежливо получилось. Но я спешил к дочке. А дочка главнее всех на свете. – Касьян взглянул на девочку. – Я не вру? Но теперь мы вместе идём. И главенство не изменяется, и вежливость состоится.

Тётя Люба повела плечами туда-сюда, однобоко усмехнулась и выказала однозначное отношение к предложению, пока что про себя: нет, подобные тусовки с чужими знаменитостями – не для неё. Не участвовала и участвовать не будет. Ничего в том нет приятного. Здесь даже дело принципа. Она отошла от компании и коротко помахала ручкой. Хотя, возразить закадычному товарищу, изобразителю Далю, не поддержать его в чём-либо – вообще крайняя для неё неприятность. Это с Дориком они постоянно препираются. И тут подвернулся очередной случай возразить ему, не согласиться на приглашение. Но, взвесив за и против и определив главное, она изменила решение и сказала:

– Причина потому и уважительная, что надобно её уважать. – Ловко ей удалось выкрутиться из ловушки противоречий, собой же подстроенной.

А женщина, приехавшая сюда в гости из чужой страны, снова не стала ссылаться на усталость с дороги и не пыталась возразить. Легко подчинилась преимущественному положению хозяев. Тем более что оправдание проделанных ею невозвратных поступков давно состоялось.

– Любонька. Я знаю о твоей неприязни к знаменитостям, тем более, чужим. Ничего, ничего, я же всегда рада тебя видеть, и совсем не хочется расставаться. Но ведь никто никого не принуждает. Встретимся завтра. Сама к тебе приду. Хоть отдохну. И поболтаем.

– Нет же, я иду с вами. Порой необходимо бороться с предрассудками и даже побеждать их.

Дорик весь будто вырос и даже поднялся на цыпочках. Он испытал редкое ощущение довольства.

Дома человек, похожий на Дорифора оставил приятеля-художника у себя в комнате, а женщин повёл на кухню. Там они встретились с Фотинией. Девочка мгновенно почувствовала жгучее неприятие при взгляде на великорослую красавицу.

После церемонии приветствия хозяин комнаты убедил Фотинию не ввязываться в доготовку сервировки праздничного стола. Та настаивать не стала.

– Кстати, у меня в комнате художник Даль. Один сидит. Скучает. Вернее, читает блестящую лекцию академика Луговинова. Можно туда войти и побеседовать. Сбудется мечта. Ведь была мечта?

– Была, и не изжилась пока. Но я помешаю читать.

– Ничего, он смекалистый. Небось, уже и прочитал документ по диагонали.

– Тогда я пойду, разве что с разрешения хозяина.

– Конечно.

– Меня выгоняют из кухни, – проговорила она обеим женщинам.

Мама сказала, ничего, мол, даже хорошо, мол, потому что слишком тесновато на кулинарном производстве. Девочка помолчала, но не без удовольствия, поскольку жестковатая струнка нерасположения в ней настойчиво и неотступно вибрировала из-за присутствия Фаты Морганы. Та, оценив их обоюдное непротивление, грациозно откланялась и вышла.

В дорифоровой комнате Фотиния застала художника Даля отнюдь не за чтением. Тот стоял возле одного из гипсовых муляжей и с интересом его разглядывал. А созерцал он слепок человеческой ступни в движении, то есть носок у неё сцеплен с гипсовым брусом, а пятка энергично приподнята вверх.

Даль не заметил момента появления женщины. А когда обошёл скульптурную копию части человеческого тела и присел, чтоб ознакомиться с иным ракурсом, тогда и обнаружил в комнате живого человека, да ещё довольно слишком полного роста.