Девочка и Дорифор

В тот же день он ещё раз проходил мимо. Во дворе старого здания университета в барочном стиле, но похожего на средневековый замок. «О, – снова провозгласил он, – старая знакомая, – по-немецки. Прошёл, приостановился, но возвращаться не стал, только обернулся и помахал рукой. А вечером в сквере перед «Альтпинокотек» состоялось очередное прохождение мимо. «Мюнхен, город маленький», – на ходу молвил он и шутливо отдал честь по-военному. Пройдя почти до самого дальнего угла сквера возле перекрёстка, откуда была видна гостиница, к которой он двигался, обернулся, хлопнул себя по лбу и почти мгновенно воротился обратно. «Случай настоятельно диктует нам познакомиться», – он продолжал говорить с ней по-немецки, притом честь не отдал, а вытянулся и стукнул каблуками друг о дружку. Пришлось тут же провалиться по части знания немецкого языка, да ещё в не выговариваемом баварском варианте. Он сразу ущучил русский акцент и тут же отметил: «да мы, оказывается, земляки». По-русски.

Далее встречи заказывались ими нарочно. Мимолётные такие встречи. А потом и серьёзные отношения. Но тоже с оттенком мимолётности. Он приезжал в Мюнхен часто на пару-тройку дней, по пути куда-нибудь в иные места европейского пространства. А в гостиничном обслуживании на территории Баварии перестал нуждаться. Тоже мимолётно.

Глава 30. Тётя Люба

Тётя Люба, оставленная нашим вниманием, сидит возле печки, внимательно изучая зеленовато-серебряные изразцы, без повтора изображающие диковинные растения тёплых стран. Это внешне. Мы знаем, когда человек делает вид, будто занят осмотром чего-то постороннего, на уме у него совсем иные представления. И теперь, в голове у тёти Любы вовсю работает память. Она мечется от недавних событий к давно минувшим дням и обратно, в надежде найти для себя насущную цельность бытия. Вот мы и попробуем проникнуть в её воспоминания о былом. Отделим их от недавних, только что происходящих. Заглянем и увидим эти её воспоминания и размышления, да переведём их на общепринятый язык.

Бывают замечательные женщины, имеющие сильную жилку обустраивать среду человеческого обитания в любых её проявлениях. И Тётя Люба – тоже. Художник она – неплохой. Настоящая такая женская манера у неё, без особой вычурности и прочей скрытой философии. И выставки, в отличие от Касьяна, случались не раз. С критиками, фуршетами, а то и с телевидением. В общем, она, как говорится, вся в искусстве. Помимо чисто свободного художества, ей приходилось чем-то зарабатывать денежку на хлеб насущный. А поскольку образование у неё – художник по тканям, то получала заказы в основном от «Веры Слуцкой» для набивного ситца. Ещё бывали заманчивые и выгодные предложения предприятий торговли и общепита, а то и негосударственного сектора экономики. В основном – индивидуальные решения драпировки всяких общественных и приватных интерьеров: занавески, скатерти, салфетки. А потом стала заниматься и общим дизайном интерьнров. Заказов хватало. И денег – тоже. Получив мастерскую в расселённой квартире полуподвального этажа дома дореволюционной постройки, её спектр деятельности расширился ещё значительнее. Теперь есть где расписывать анилиновыми красками огромные произведения по белым шелкам, производить всякие дизайнерские изобретения. И для индивидуальных заказов, и для выставок, и для души. Здесь тебе просторная студия, тут и место для кипячения, для сушки и прочее. Библиотека приличная тоже нашла себе место. Даже закутков уютных парочка. В одном – иной живописью можно заниматься, тоже для души, например, небольшими картинами, в другом – книжки почитать, а иногда и поспать. Семьи нет, одна лишь мама, спешить с работы особо никуда не нужно. Трудись, твори себе всласть до измождения. Правда, она тепло дружила с Касьяном. Давно дружила. Начало было положено ещё на заре творческой карьеры. Тот частенько приходил к ней в мастерскую, поговорить об искусстве, а, бывало, прямо домой, – побеседовать с её мамой. Маме это нравилось. Она тоже с ним подружилась. Крепче дочери. Они разговаривали о чём угодно, и с полным взаимопониманием. Даже в вопросах математики (мама была математиком), им удавалось найти общий язык, хотя Касьян с данным предметом был в натянутых отношениях ещё со школьной скамьи. Кроме геометрии. В её пространствах он обнаруживал прямой стык с пространствами искусства. Поэтому было у них, о чём поговорить, и даже получить удовольствие. Порой она, в перерывах между беседами, глядела на дочь и не без надежды полагала, будто Касьян с ней разговаривает для отвода глаз, а на самом деле он пасёт, конечно, Любу. Уверенность прорастала довольно быстро, подстёгивая мамины приготовления к счастливому финалу. Она хихикала, глядя на хлопочущую, неизменно взволнованную дочь. Ведь та с особой готовностью и с нескрываемой радостью принимала гостя.