Девочка, кот и штурман

– Ты понимаешь, что было бы, поймай я нарду? Понимаешь, что бы это для меня значило? – взревел он. – Я бы прославился на весь Север. Обо мне бы говорили сотни лет. «Капитан Бритт – величайший охотник, который когда-либо жил на свете. Все остальные ловили китов, а он – нарду». Но теперь ничего этого не будет, Уна. Ты все испортила. Ты всегда все портишь.

Сунув руку в ее мокрый карман, отец забрал у нее свой нож из китового уса.

– Я дал тебе шанс, – сказал он, – и другого ты не получишь. С этого дня ты больше мне не дочь.

Поднявшись на ноги, он повернулся спиной к своей седьмой дочери и ушел к штурвалу.

* * *

Несколько недель назад Уна бы страшно расстроилась, услышь она такие слова от своего отца. Но сейчас ее намного больше беспокоило другое.

Уна обнаружила Харойльда в его каюте. Он лежал на кровати. Казалось, что штурман просто спит, но его кожа была синей. Барнакл тоже расположился здесь: свернулся калачиком на груди моряка. Когда девочка вошла, кот приоткрыл один глаз, но тут же закрыл его.

Уна подтащила стул к кровати и села, а потом взяла Харойльда за руку. Та была ледяной, словно Северное море.

– Несправедливо, – сказала Уна, глядя на человека, прыгнувшего в ледяную воду, чтобы спасти ее. – Это твой последний рейс. Ты должен был вернуться в Нордлор, выйти на покой и заниматься всякими интересными вещами. Помнишь, ты еще хотел показать мне карты?

Штурман не отвечал.

– Это я во всем виновата, – продолжала Уна. – Все путешествие оказалось ошибкой. Не стоило мне пробираться на корабль. Надо было ехать с сестрами. Тогда бы никто не пострадал.

И снова штурман не пошевелился. Взглянув на него, Уна почувствовала печаль. Харойльд был совсем не похож на ее отца. Когда девочка пробралась на борт, он заступился за нее, чтобы у нее оказалась возможность жить так, как ей хотелось, а не возвращаться к жизни, которую она ненавидела. Штурман один был добр к ней, в отличие от всех остальных, которые вели себя жестоко. И после того как все уплыли, оставив ее погибать в море, он прыгнул в воду, чтобы спасти Уну. Пусть главным на корабле был капитан, но для нее Харойльд стоял даже выше.

Глядя на него, девочка заметила, что из-под груды мокрой одежды около его кровати что-то торчит. Спрыгнув со стула, она осторожно вытащила из куртки штурмана промокший пергамент. Уна попыталась развернуть его, но тот порвался и упал на пол. Карта Харойльда – та самая, которую он чертил пятьдесят лет, – была испорчена.

– Мне так жаль, – сказала Уна.

Вспомнив о собственной карте, она побежала в кладовую и достала ее. Затем вернулась в каюту.

Пока Барнакл спал на груди Харойльда, Уна взяла его чернила, перо и несколько сложенных листов пергамента в сундуке. Она расстелила пергамент на полу и положила рядом свою карту. Потом очень осторожно, стараясь, чтобы качка не испортила ее работу, принялась рисовать штурману новую карту.

Барнаклу было противно. Вытащив беднягу Харойльда из моря, мужчины занесли его в каюту и бросили там умирать. Коту пришлось самому переодевать штурмана в сухую одежду и укладывать в кровать. Потом он лег мужчине на грудь, чтобы согреть его.

С тех пор Барнакл не сомкнул глаз. Он не мог заснуть из страха, что моряк перестанет дышать и уже больше никогда не встанет и не погладит его. Он точно так же оставался рядом с ним, когда вошла эта девочка, Уна. Она сидела рядом с добрым штурманом и разговаривала с ним. Обнаружив его испорченную карту, девочка принялась рисовать ему новую. И спустя пять часов она по-прежнему была здесь, старательно выводя различные знаки.

Наблюдая за девочкой, Барнакл почувствовал себя виноватым, и еще ему стало стыдно. Зря он тогда, давным-давно, запер ее в кладовой, чтобы разозлить Ольфа. Зря разорвал ее пальто и отрезал ей волосы. И конечно, зря он бросил эти рыбьи кости в похлебку капитана, чтобы доставить ей неприятности, а самому стать героем.

Нарушив правила, Уна спасла «Отважного леопарда», а не погубила его. Если бы она тайком не проникла на борт корабля, кок Ольф, скорее всего, утонул бы. Если бы она не оказалась на палубе, команду убил бы тот ужасный морской монстр. И если бы она не сбежала в море, то нарду – одно из величайших созданий Северного моря – умер бы ужасной смертью.

Впервые с тех пор, как они вышли из Нордлора, Барнакл осознал, что эта девочка оказалась не такой уж плохой. На самом деле она, возможно, была лучше всей команды вместе взятой. За исключением Харойльда, разумеется. Если бы кот составлял собственный список экипажа, в нем было бы всего два человека: эта девочка и штурман. Все остальные, по его мнению, могли идти ко дну, особенно бессердечный капитан.

* * *