Я размякла, мне было хорошо. Хорошо сидеть с ним вот так и по-дружески болтать. По-дружески – я очень хотела ему доверять.
– Был один случай, – продолжила я. – В самый последний год, в последние несколько месяцев. Я точно не помню. Кто-то еще пытался сбежать. Может быть, Гэбриел. Может, даже Далила. Я слышала шум борьбы на лестнице. Кто-то их остановил. А потом был тот ужасный звук, как будто кого-то – я даже не знаю… Кого-то ранили.
Он заказал еще одну булочку и откусил от нее.
– Ты не помнишь? – спросила я.
Он покачал головой с набитым ртом.
– А на следующий день Отец принес цепи.
– Вот это я помню.
Я отвернулась и посмотрела на падающий дождь, скользящие по стеклу капли искажали картинку за окном, вода собиралась на мостовой, скапливаясь между камнями.
– В ту ночь мне показалось, что я слышала тебя. Я еще подумала, может, это ты их и остановил.
– Я вообще ничего этого не помню, Лекс. В том доме чего только не творилось. Это могло быть вообще все что угодно.
– Но разве не странно, что именно после этого – буквально на следующий же день – Отец изменил подход?
– Лекс, – позвал он.
За то время, что я смотрела в сторону, он изменился в лице.
– Вот скажи мне: сейчас, когда ты уже в университете, когда ты немного повзрослела, не пора ли перестать сочинять?
* * *
Цепи – три миллиметра толщиной, полтора метра длиной, с блестящими оцинкованными концами. В магазине было написано, что их можно использовать для подвесных корзин или для собак. На судебном слушании по делу Матери обвинение несколько раз подчеркнуло этот факт. Еще бы – готовый заголовок. Я часто представляла себе, как именно Отец их покупал. Как он ходил между рядами хозяйственного магазина – возможно, это был B&Q, – выискивая нужные ему инструменты. Что он брал на входе – тележку или корзину? Перебросился ли парой слов с молодым человеком на кассе? Попросил ли пакет для покупок?
Наручники он покупал отдельно, в онлайн-магазине.
Цепи сковали нас полностью. Больше не было вечерних вылазок на Территорию; ночных чтений «Мифов Древней Греции» – тоже. Не было больше «Таинственного супа». Не было возможности высвободиться и сходить в туалет или на горшок, который стоял в нашей комнате. Прежде чем обмочиться в первый раз, я кричала Матери два или три часа, пока позыв не превратился в боль, затем – в агонию. С осознанием того, что сразу после наступит облегчение. Ной хныкал весь день. Шагов Отца я не слышала с самого раннего утра.
– Да где же они? – простонала я Эви.
Низ живот вздулся и горел; я старалась не двигаться. Подтянула колени к животу.
– Все пройдет, Лекс. Держись!
Я заплакала. Я ничего не могла сделать.
– Ничего не пройдет.
Похожее чувство я испытала потом в такси, когда мы с Девлин ехали в аэропорт. Это была одна из наших с ней первых деловых поездок. Шел дождь, дороги оказались запружены водой и транспортом. Плотный ряд машин в каждой полосе. За час мы почти не продвинулись.
– Сколько еще? – спросила Девлин, и водитель рассмеялся. Девлин посмотрела на свои часы и сказала: – Мы опаздываем на самолет.
– Нет. Должен быть какой-то выход… – возразила я.
– Лекс! – воскликнула она и вскинула руку, показывая на машины, стенами стоявшие вокруг нас: – Ты только посмотри.
– А в аэропорт нельзя позвонить?
– Они не станут задерживать самолеты. Даже ради меня.
Снова беспомощность – такая же, как тогда, в нашей комнате на Мур Вудс-роуд, когда под меня струилась теплая моча. Я представила, как наш самолет сдает назад.
– Мы можем заплатить, – сказала я водителю.
Схватила сумочку и стала нащупывать там свой бумажник.
Он снова расхохотался, на этот раз громче.
– Оставьте деньги. Сейчас они никак не помогут.
* * *
– Лекс, – позвала меня Эви.
Ночь. Я забылась сном и не сразу смогла заговорить. Я рассердилась на нее.
– Лекс?
– Что?
– Дэниел больше не кричит.
– Что?
– Уже три дня.
– Откуда ты знаешь?
– А ты не заметила? Тишина. Раньше такого не было.
– Он просто стал старше.
– Но разве это не странно?
– Он просто взрослеет.
– Но он все равно еще крошечный.
– На что ты намекаешь?
– Не знаю.
– Тогда спи.
– Но разве это не странно?
– Эви, все будет нормально.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Молчание длилось так долго, что я уже думала, она опять уснула. Но прошло еще полчаса, и опять:
– А все-таки почему же он не кричит?
Я закрыла глаза и мысленно вызвала образ Дэниела, вот он – маленький, теплый – лежит в родительской постели. Он уже подрос и теперь может спокойно проспать всю ночь.
Глаза Эви, круглые, как у опоссума, смотрели на меня из темноты.
– Не знаю, – сказала я. – Я не знаю.
* * *
Встреча с комитетом закончилась, пора домой. Мы купили кофе, ланч с собой и молча пошли к машине. Солнце просачивалось сквозь облака; там, куда падали его лучи, верещатники загорались бронзовым блеском. Билл припарковал машину около паба, и я взглянула на окно нашей спальни в надежде, что там мелькнет лицо Эви. Окно оказалось закрыто, и ее лицо там не мелькнуло.
– Вы были великолепны! – сказал Билл. – Правда. Мне даже не пришлось ничего добавлять.
– А вы планировали?