В иные вечера мы отваживались спуститься в Территорию и строили там свои миры. Итаку, например. Салон «Мустанга», направляющегося в Калифорнию. Мне ничего не стоило абстрагироваться от событий дня и войти в роль, которую я сама себе выбирала. Но проходили месяцы, Эви слабела и играла уже не так убедительно. Она не хотела становиться Пенелопой. Нельзя ли ей побыть Эвридикой, чтобы играть, не вставая с кровати? Она не могла удержать тарелку на уровне плеч – роняла ее на колени, – а разве можно ронять руль машины? Я старалась компенсировать это. Мои представления отдавали безумием. Спустя пять лет мне было неловко об этом вспоминать. Но я уже тогда понимала, что мы не можем застревать в этой комнате. Не каждую ночь. Где-то должен быть другой мир, отдельный от этого.
* * *
Билл ждал меня снаружи, около офиса. В одной руке он держал полсэндвича, на запястье другой висел пакет из супермаркета. Он весь казался каким-то мягким – живот, глаза, шея над воротником – и улыбался, как будто думал о чем-то особенном.
– Здравствуйте.
Он моргнул:
– Александра! А я вас не узнал.
– Очень рада вас видеть, – сказала я, и это было действительно так.
Он протянул мне руку, и я пожала ее.
– Я понимаю, что вы вовсе не обязаны здесь быть. И очень ценю, что вы все же приехали.
– Незачем вам встречаться с этими людьми одной, – сказал он.
– Думаю, я с ними справлюсь.
– Вы-то? Вы с кем угодно справитесь!
На самом деле это Билл все устроил. Он порекомендовал юриста – специалиста по завещаниям, который проверил документы, подписанные моими родственниками. Он организовал строительную экспертизу, вызвал инспекторов и внимательно изучил их заключение. Выяснил, каков текущий бюджет комитета и какие предложения у него есть на сегодняшний день. Пригласил членов комитета на обед – они оказались несколько старомодными и с легкостью поддались его обаянию. Добился того, чтобы наша встреча состоялась именно в пятницу утром, когда все – Билл знал это наверняка – будут в самом хорошем расположении духа.
– Ну что, готовы?
– Вот тезисы, а вот чертежи.
Чертежи оказались моим единственным вкладом в эту встречу. Кристофер работал архитектором в одной из высококлассных студий, в Северном Лондоне; он согласился съездить в Холлоуфилд на полдня и сделать первичные чертежи по сниженным расценкам.
– Может быть, мне остаться и провести там выходные, как ты думаешь? – спросил он, прежде чем заказывать билеты.
– Думаю, не стоит, – ответила я.
Аккуратный деревянный тубус он привез мне в «Ромилли» лично. У него тряслись руки, когда он мне его вручал. Подошел к окну и стоял там, глядя вниз, на улицу, пока я вынимала чертежи и раскатывала их на покрывале. Они лежали один на другом, поэтому сначала я увидела наш будущий центр снаружи, в каркасе из дерева и металла. На следующем чертеже наружные стены уже отсутствовали, и можно было посмотреть, как все будет выглядеть изнутри. Маленькие человечки бродили между комнатами, сидели за столами, стояли в коридоре и возле раковины в кухне. На самом последнем чертеже здание изобразили схематично, чтобы показать находящийся за ним сад. Я водила пальцами по тонким карандашным линиям, пытаясь сопоставить картинку с домом из моих воспоминаний. Даже листы, на которых выполнили чертежи, никак не ассоциировались с Мур Вудс-роуд, где каждый клочок бумаги оказывался потрепанным и уже исписанным.
– Разрабатывать проект для друга как-то неловко.
– Он превосходен. – И я рассмеялась. – Это очень дорого?
– Ну могло бы быть…
Секретарь в офисе встрепенулась, как будто ее только что разбудили.
– Вас ждут, – сказала она нам.
И все вместе мы вступили в тускло-серый коридор. В Лондоне подобные здания выглядели презентабельно – за ними следили, ухаживали, прибирали их по ночам; здесь же повсюду валялись стопки старых рекламных листков и местами отсутствовали лампочки. Здесь почти ничего не происходило, а когда и происходило, свидетелями этого становились совсем немногие. Ковровая дорожка – вся в матовых пятнах грязи и клея – норовила свернуться вдоль плинтусов, как будто решила, что с нее хватит.
Члены комитета ждали нас в кабинете – небольшой душной комнате с тяжелыми шторами и столом, который казался чересчур большим для собравшихся за ним людей. Я готовилась к тому, что узнаю их, а они узнают меня, но я не знала ни одного из этих пожилых людей. Я вспомнила Девлин. Первой в комнату совещаний всегда входила она – рука готова к рукопожатию, губы – к улыбке. Девлин слопала бы их и не подавилась.
– Знакомьтесь, это Александра, – представил меня Билл.
– Здравствуйте, – сказала я и пожала по очереди пять рук.
Около стола стояло с дюжину свободных стульев, но я не стала садиться. «Пускай разглядят меня как следует, – подумала я. – Обсудят потом меня за обедом. Пусть смотрят». Я ожидала, что они будут подозрительны и непреклонны, но сейчас осознала, что в основном они грустны.
– Наверное, вы знаете меня как девочку А, – начала я. – Позвольте мне рассказать вам о нашем Общественном центре.