Здание будет построено со стороны верещатников, материалы наружных стен – дерево и металл. С Мур Вудс-роуд к фронтальному стеклянному фасаду проложат деревянный пандус. Тут, как вы видите, гостеприимный вестибюль с круглыми столами и компьютерами. В самый первый год здесь будет стоять запах древесины. В этом вестибюле планируется проводить занятия по программированию – их будет вести местный IT-консультант; раньше в этом городе она держала свой компьютерный магазин. В заднюю часть дома ведет открытый коридор, по обеим сторонам коридора – двери, расположенные друг напротив друга. За одной из них – детская библиотека с книжными полками и креслами-мешками, на стенах – трафаретное изображение двух детей, указывающих путь. За другой дверью – зал с небольшой сценой и кушетками, на которых можно отдохнуть после танцев. В определенные дни здесь смогут собираться взрослые; они сядут в круг и, если захотят, расскажут другим о себе и своих проблемах. Пройдя мимо этих двух дверей, вы увидите, что коридор ведет в еще одну комнату, с окнами в крыше. Когда-то здесь находилась наша кухня, кухней она и останется. Там столешница, раковина и холодильник – для разных случаев. Холодильник всегда полон продуктов. Открыв раздвижные стеклянные двери в конце здания, вы попадете на террасу. Летними вечерами, когда облака вспыхивают заревом, можно будет сидеть там и наблюдать, как холмы поглощают солнце. Также на ней можно проводить небольшие мероприятия – выступление хора, пивной фестиваль, музыкальные представления.
Я понимаю, какое проклятие наша семья навлекла на этот город. Когда-то давно на здешних фабриках производили пряжу, и это приносило деньги. У причала толкались лодки. Важные люди из городов, в которых вы никогда не бывали, приезжали сюда, чтобы оценить возможность вложения средств. Сейчас ваш город не славится ничем масштабным, зато может прославиться личной историей. Короткой и жестокой. Поверьте, я знаю, что это такое. Вы можете снести дом или потребовать, чтобы мы его продали. Но вот прошлое вы не сотрете и не переделаете, как и не измените памяти о нем. Просто возьмите его и используйте во благо. Для вас, как и для нас, это возможность сделать из старого что-то нужное и полезное. Идея амбициозная. Я это признаю, – заключила я.
Одна из членов комитета, сидевшая в середине ряда, жестом предложила мне сесть. Я осознала, что все остальные смотрят на нее. Ждут, когда она заговорит.
– Есть вещи похуже амбиций, точно вам говорю, – сказала она.
Я села напротив нее и вытащила из своей папки чертежи Кристофера и заявку на перепланировку, над которой мы с одним из моих коллег просидели до ночи.
– А название у вас есть? – спросила она. – Название для вашего центра?
Названия я так и не придумала, но, как только она спросила, сразу же поняла.
– «Лайфхаус», – ответила я.
* * *
Дни шли за днями, выходить из комнаты нам запретили, поэтому многое из того, что происходило – раздастся ли шум поздним вечером или нам не принесут еду, – оставалось для меня тайной. Тайные драмы нашего дома. Спектакли по ним до сих пор можно увидеть в спальне оксфордского дома, в Чилтерне, в больничной палате, в съемных квартирах по всей Европе – в те нескончаемые часы, когда весь остальной мир спит.
К примеру, однажды Мать ушла из дома с Дэниелом, мы слышали его крик, слабеющий по мере того, как они уходили вниз по Мур Вудс-роуд. Вернулись они примерно в середине следующей ночи: шаги на лестнице, открывающаяся дверь родительской спальни. На несколько дней после этого Дэниел поуспокоился, а Мать совсем не смотрела на Отца. Не смотрела даже тогда, когда он хватал ее в охапку, прижимал к себе и целовал лицо.
Или еще: рождение Ноя, которое случилось в родительской спальне, без всяких церемоний. Крик Дэниела теперь раздавался из разных мест – его вытащили из колыбельки и перекладывали то на диван, то на кухонный стол, то на пол.
Разговоры Итана с Отцом. Отец снизошел до того, чтобы периодически давать Итану больше свободы, чем было позволено всем нам, и я слышала иногда, как они беседовали в саду. Говорил в основном Отец, Итан же поддакивал ему и смеялся, тем самым смехом, который оттачивал, сидя за обеденным столом с Джолли в те дни, когда мы еще ходили в школу. Иногда через окно спальни я улавливала обрывки их разговоров, правда, пользы в них не находила никакой: «Но ты должен это обдумать…», «Наше собственное царство…», «Ты самый старший…»
В каждый из таких дней я надеялась: Итан заглянет к нам в комнату. Если все зайдет слишком далеко, он это поймет – я думала так. Он точно будет знать, что делать. Один раз после обеда – Отец в это время обычно отдыхал – я услышала на лестнице его шаги. Он прошел мимо комнаты, где были привязаны Далила и Гэбриел, миновал дверь родительской спальни, прошел мимо своей. Дальше шаги замерли. Эви спала – клубок ног и рук под простыней.
– Итан, – позвала я.
Мой голос прозвучал робко, едва ли звук достиг двери.
– Итан, – позвала я громче.
Одна из половиц скрипнула мне в ответ. Шаги отступили.
Затем настала Эпоха цепей.