– Я, наверное, не так выразился. Я только хотел сказать, что вы произвели на всех очень сильное впечатление.
– Спасибо.
Мимо прошла группа устрашающего вида мужчин с голыми торсами, они оглядели меня с любопытством. Не как девочку А, а как незнакомку, которая надела костюм в самый жаркий день лета. Я вытащила из сумочки темные очки. Теперь я – нездешняя, как впрочем, и раньше.
– Думаю, нам не придется долго ждать. Несколько дней, может – неделю, – сказал Билл. – Ну что – готовы?
Он тронулся с места и, воспользовавшись тем, что на меня теперь можно не смотреть, произнес:
– Ваша мама гордилась бы вами.
Я не ответила. Его слова сели с нами в машину, как какой-то мрачный пассажир.
После обнародования нашей истории дом странным образом сам сделался героем новостей. Мать попросила его продать, когда ее арестовали. «Кайли Эстейтс» – компания, которая находилась в одном из соседних, оканчивающихся на «-филд» городков, разместила следующее объявление: «Мур Вудс-роуд, 11.
Мы свернули на Мур Вудс-роуд, и Билл, переключив передачу, сбросил скорость.
– Вы знали соседей?
– Нет. Но вот здесь паслись лошади. По дороге из школы домой мы останавливались и разговаривали с ними. Но они нас не запоминали.
– Вы что, кормили их?
– Кормили? Нет. – Я рассмеялась.
За окнами машины молчаливо вырос дом.
– Кормить их мы никак не могли.
Билл вырулил на подъездную дорожку и заглушил мотор.
– Выходить будете? – спросил он.
Каркас дома возвышался на фоне белого неба. Стекла были или разбиты, или отсутствовали. В окнах спален на втором этаже болтались обрывки штор. Крыша провалилась внутрь и выглядела как чья-то физиономия после удара.
– Конечно, – ответила я.
Здесь оказалось прохладнее – со стороны верещатников дул ветер, знаменуя собой конец лета. Я дошла до стены и взглянула на сад. Кучи мусора и сорняки по пояс. В траве запутались старые обертки и обрывки тканей, в которых невозможно было распознать одежду. Круги выжженной земли остались там, где разводили костры местные подростки. Билл стоял у парадной двери и что-то говорил, но из-за ветра я не смогла разобрать слов. На пороге лежало несколько цветочков, завернутых в прозрачный целлофан. Я тронула их ногой. Карточку читать не стала.
– Люди до сих пор приносят цветы, – сообщил Билл. – Это так трогательно.
– Разве?
– Мне кажется, да.
Когда я лежала в больнице, происходило то же самое. Мою палату завалили новыми игрушками и ношеной одеждой. И букетами белых цветов. Как будто я умерла. Доктор Кэй попросила медсестер рассортировать все это и прикрепить ярлыки. Категории следующие: «Приемлемое», «От души, но мимо», «Нечто сумасшедшее».
– Как вы думаете, они поняли суть дела и что из этого может получиться? – спросила я. – Я имею в виду – комитет?
– У них есть цифры.
– Да, цифры есть.
– А вы все так и представляли? – спросил Билл и энергично стукнул по двери.
Мне вдруг захотелось напугать его и сказать: «А вы не хотите посмотреть, что там внутри?»
– Нет. То есть я никогда не представляла.
«А вот он представлял», – подумала я.
Он часто себе это представлял.
Я подошла к машине и взялась за ручку двери, ожидая, когда он разблокирует замок.
– Когда вы приедете в следующий раз, все уже будет снесено, – сказал Билл.
– В следующий раз? – переспросила я.
По дороге назад, когда мы доехали до конца Мур Вудс-роуд, я указала на место сразу за перекрестком.
– Вот здесь меня и нашла та женщина. В тот день, когда мы освободились.
– Прямо на этом самом месте?
– Да, где-то здесь. Знаете, что она сказала потом, когда у нее брали интервью? Она подумала, я – упырь какой-то. Так и сказала. Подумала, будто я – мертвец.
Я приготовилась мило улыбаться. Такое выражение лица я обычно делаю, когда прохожу контроль в аэропорту или даю интервью. Или когда мне что-то нужно.
– Можно задать вам вопрос?
Он взглянул на меня и отвел глаза.
– Почему Мать выбрала исполнителем воли именно меня?
– У меня нет ответа на этот вопрос.