– Однажды в темную ночь началась гроза…
Она засмеялась.
– Счастливую сказку.
– Счастливую? Ну ладно. Жили-были четыре брата и три сестры.
– Не знаю, хочу ли я эту сказку, – она взглянула на меня, приподняв бровь, – мне почему-то кажется, что я уже знаю, чем все закончится.
– Ну а если они будут жить на берегу моря? В большом деревянном доме, прямо на пляже?
– Уже лучше.
– Их родители много работают. Папа занимается небольшим бизнесом, связанным с информационными технологиями, а мама работает редактором местной газеты.
– И она пережила волну сокращений среди журналистов?
– Их веб-сайт выглядит просто потрясающе. Ее муж разработал его.
– Ну тогда конечно!
– Дети то дружат, то нет. Все детство они проводят на пляже. Много читают. Каждый из них хорош в чем-то своем. Самый старший – самый умный…
– Неправда…
– …самый умный. У него свои соображения насчет того, каким должен быть мир. И аргументы у него тоже…
– Девочки. Расскажи о них.
– Ну, одна из них неописуемо красивая, пошла в мать и работает на телевидении. И кто угодно выложит ей все свои секреты. Она знает, чего хочет от жизни, и точно знает, как этого добиться.
– А две другие?
– О, они еще толком не определились. Одна из них хочет стать художницей. Другая сама не знает, кем бы ей хотелось стать. Может, академиком. Может, девушкой по вызову. А может, даже юристом. У них еще куча времени, чтобы все обдумать.
– Они смогут стать, кем пожелают.
– Точно. Но прежде, чем решить окончательно, они уедут из деревянного дома и отправятся путешествовать по свету. Из прочитанных книг они наметили список мест, которые хотели бы посетить. Они будут путешествовать много месяцев или лет.
– Воплощать мечты.
– Затем приедут куда-нибудь поближе к дому, в маленький незнакомый городок, больше похожий на деревню.
– А он не может случайно называться Холлоуфилд?
– Он называется Холлоуфилд.
– Хорошо.
– Оттуда до их дома еще около дня пути. Но они очень устали. Им нужно передохнуть. Они снимают комнату, где их настигает странное чувство – плохое, – как будто им не стоило туда приезжать. Как будто им там не рады. Или, возможно, как будто они уже бывали здесь раньше.
– И что же?
– Ничего. Они сидят у окна в тревоге, пытаются разобраться в себе. Наутро они соберут вещи и отправятся дальше.
– А они хоть знают, как им повезло?
– Нет. Не думаю.
– Как бы я хотела сказать им об этом.
– Не нужно. Пусть живут как живут.
– Ох, Лекс, я так устала.
– Ладно. Хватит нам уже болтать.
Я посмотрела на нее и увидела, что она как будто уменьшилась, стала выглядеть лет на двенадцать-тринадцать. Послышался шум грозы, вдоль центральной улицы надвигалась стена дождя. Я закрыла окно, уложила Эви на кровать и села у изголовья, охраняя ее сон и глядя на то, как в комнате становится темно.
* * *
Ночь. Мать. Сгорбившись, сидит у меня в ногах. Она схватилась руками за голову, пальцы у нее распухли и покрыты коркой застарелой грязи. Прежде чем заговорить, я прислушалась к дыханию Эви. В комнате так холодно, что его можно даже увидеть. В темноте белеют вытянутые над головой истощенные руки.
– Мам, – окликнула я ее.
– О, Лекс…
– Мам, – повторила я, – нужно что-то делать.
И я разревелась. Я гордилась тем, что я так редко плакала, прямо как мои любимые герои. Но мне это давалось тяжелее, чем им. Даже мысли о слезах нельзя было допускать, а в тот раз я спохватилась слишком поздно.
– Пожалуйста! – сказала я.
– Временно, – ответила она, – это все только временно.
– Эви голодает. И еще у нее этот кашель и…
– Не знаю, могу ли я что-нибудь…
– Ты можешь. Кое-что ты можешь.
– Что? Что я могу сделать?
– Ты же выходишь в магазин. Ты пойдешь, может быть, завтра. Может, послезавтра. Ты можешь все подстроить. Подойти к кому-нибудь – к кому угодно. И просто начни говорить. Ты можешь рассказать об Отце. Ты можешь просто – ты можешь объяснить. Ты можешь объяснить, что все вышло из-под контроля. Рассказать, как он начал меняться. Ты можешь сказать им, что боишься. Можешь рассказать – о Дэниеле. – Рыдание рвалось у меня из горла. Я проглотила его. – Пожалуйста!
Она покачала головой и сказала:
– Да разве они поймут?
– Просто все вышло из-под контроля. И все.
– Да. Все должно было быть не так, Лекс. Ты же понимаешь. Мы просто хотели вас защитить. Всего лишь. Мы не видели другого выхода…
– Да. Я это понимаю. У Отца была мечта. И когда все пошло не так…
– Все началось задолго до этого, Лекс. Намного-намного раньше.
– Вот и расскажи все это, – сказала я. – Только поскорее. Обязательно поскорее.
Она коснулась моего плеча, затем лица; от прикосновения ее руки в ямочке между подбородком и краем челюсти остался холодок.
– Может, я так и сделаю. Может быть, сделаю.
Разумеется, она не сделала ничего.
Итан у нас в комнате, в руках у него какая-то розовая ткань.
– Вы должны надеть это, и еще вымыться, – сказал он.
У него был ключ от наручников, и, когда брат склонился надо мной, я вцепилась в его руку. Итан покачал головой.
– Если ты попытаешься что-то сделать… Отец просто убьет нас – и тебя, и меня. Не сегодня, Лекс.
– Тогда когда?
– Я не знаю.