Девушка по имени Йоханан Гелт

Она икнула и вытянула вперед жирную руку, привычную к тому, чтобы брать. Брать талоны, брать пособия, брать пожертвования, брать бесплатное питание, брать бутылки с дешевым бурбоном, брать – наряду с другими черными братьями – хорошие вещи с витрин разграбляемых магазинов… Брать, брать, брать… Но на этот раз брать не пришлось: в дело вступил Мики. Быстро шагнув вперед, он приобнял женщину одной рукой, другой прижал к ее лицу тряпку и, не давая обмякшему телу упасть, протащил несколько метров до дивана. Я тоже вошла и закрыла за собой дверь.

В небольшой комнате не подметали, по-видимому, с момента вселения. На полу валялись обрывки бумаги и картона, смятые пивные жестянки, пустые бутылки из-под виски, грязные тряпки, черствые хлебные корки, одноразовые шприцы, одноразовые стаканчики, грязные тарелки и еще черт знает что – натуральная помойка в ее концентрированном выражении. Все это воняло – хоть нос затыкай – примерно тем же запашком, какой был в кабине пикапа ныне покойного бедуина Али Зубейдата, заслуженного работника свалки. От дивана несло мочой: не иначе, хозяйка, надравшись, делала тут под себя.

– Мом! Моо-ом! Кто это приходил? – послышалось из смежной комнаты, и оттуда вышел хорошо знакомый мне по фотографиям Джордж Флойд-младший собственной персоной. – Мом! Кто это?

Сон и усталость слетели с меня, как два воробья с забора. Вот так сюрприз! Дома сукин сын расхаживал без юбки, зато в трусах.

– Маме плохо, Джуниор, – не оборачиваясь, проговорил Мики. – Иди сюда, помоги.

Пятнадцать секунд спустя мама и сын уже сидели ряд-ком на семейном диване – одинаково равнодушные к происходящему. Сквозь вонь комнаты пробивался запах хлороформа – в таком антураже он казался невыразимо приятным.

– Ах, Мики, Мики, – с упреком сказала я. – Почему не предупредил? У меня даже нет с собой острого кривого ножика.

– Потому и не предупредил, – ворчливо отвечал муж, подбирая с пола одноразовый шприц. – Знаю я твои далеко идущие фантазии. Только нам сейчас шум ни к чему. Эти двое умрут вполне естественной для себя смертью, то есть от передоза. Открой форточку, пусть хлороформ выйдет…

Мы вышли на улицу вслед за хлороформом – правда, через дверь, а не через окно. Вышли, предварительно убедившись в остановке сердец – как выяснилось, они имелись у обоих отбросов с человеческой свалки, хотя любой сторонний наблюдатель имел все основания в этом усомниться. Не знаю, откуда взялось выражение «лошадиная доза» – ведь умирают от нее вовсе не лошади, и хорошо, что так. Жаль, конечно, что моя мечта об усекновении орудия насилия так и осталась игрой воображения, но против Мики не попрешь. Да и зачем переть? Воображение хорошо, когда надо срочно отыскать нестандартное решение, но в остальном… Если нам и сопутствовал более-менее постоянный успех, то лишь благодаря здравому смыслу моего мужа и установленной им жесткой системе правил.

Одним из таких правил была настоятельная необходимость выслушать обе стороны – даже когда ситуация выглядит предельно ясной. Поэтому на следующее утро я заставила себя набрать номер директора шелдонской школы мистера Глена Маккалифа. Арабский акцент всегда давался мне легче любого другого.

– Алло-алло! Говорит Айша-Дура ас-Сабах!

– Да… Чем могу быть полезен?

Голос мистера Маккалифа казался не в меру напряженным, как будто он опасался, что на стену его кабинета вот-вот обрушится «боинг», только что угнанный мною из ближайшего аэропорта. Даже вопрос его прозвучал как «Почему именно я? Пентагон был бы намного полезней…». Подавив желание напомнить, что Пентагон уже оприходован, я сразу перешла к делу.

– Привет глубокоуважаемому мистеру Маккалифу из угнетенно-оккупированного Фаластына! Наша делегация прибыла в вашу страну для ознакомления с ценнейшим опытом внедрения «Критической теории рас» в систему школьного образования. К величайшему сожалению, у нас в Фаластыне…

– Простите, – прервал меня он. – Вы сказали Фаллос-тын?..

– Нет-нет, не так! – поспешно воскликнула я. – Не два отдельных слова, а одно, слитное. У вас это произносится «Палестайн», но тысячелетнее самоназвание нашей древнейшей нации звучит именно так, как вы только что услышали. Впрочем, суть не в этом. Мы остро нуждаемся в ваших методиках преподавания «Критической теории». Не могли бы вы уделить мне хотя бы один час вашего драгоценного времени? Скажем, сегодня вечером? В девять, в «Лез Омбр»? Говорят, это лучший французский ресторан в округе. Само собой, Фаластын приглашает…

Мистер Маккалиф замялся. Предложение звучало заманчиво не только в плане обмена опытом: я специально выбрала ресторан с ценами, ничуть не меньшими, чем в одноименном парижском заведении на набережной Бранли.

– М-м… – промычал он. – Не знаю, смогу ли освободиться. Надо свериться с расписанием и…

Я перебила его телячье мычание кнутом решительного тона: