Девушки сирени

Она принялась ворковать над малышкой, а меня накрыла черная волна.

Ну почему мамы нет рядом? Она бы вынесла мою дочку из палаты и показала ее всем, кто нас будет встречать. И рассказывала бы мне смешные истории о том, какой я была, когда только родилась.

У меня в одну секунду щеки стали мокрыми от слез. Я многим мамочкам помогала бороться с послеродовой депрессией, но испытать такое на себе оказалось тяжелее, чем казалось со стороны. Меня будто в черную воронку засасывало.

– Пожалуйста, верните мне мою девочку, – попросила я.

Мне вдруг захотелось, чтобы все ушли, и Петрик тоже. Если со мной нет мамы, пусть тогда вообще никого не будет.

Муж взял малышку у Марты, та явно очень расстроилась, и передал ее мне.

– Касе нужен отдых, – сказал Петрик.

Марта собрала свои пончики обратно на тарелку и пообещала:

– Завтра принесу пирожки.

– Пожалуйста, не надо, здесь хорошо кормят, – ответила я.

Как только они ушли и Петрик вернулся на фабрику, мы с малышкой заснули. Потом я вдруг проснулась – мне почудилось, что я снова еду в поезде в Равенсбрюк, а на платформе пронзительно свистит свисток. Оказалось, это шипел пар в батарее. У меня участился пульс, но, посмотрев на малютку у груди, я сразу успокоилась. Она пошевелилась во сне.

Халина? Значит, малышка все-таки будет носить имя мамы? У меня и без того сердце сжималось от тоски, стоило даже мельком взглянуть на мамину фотокарточку. А тут еще прибавятся мысли о том, что имя может как-то повлиять на судьбу малышки. Вдруг, если я назову ее Халиной, она повторит мамин путь? Мама прожила счастливую, но короткую жизнь. Меня даже в дрожь бросило. Случаются и более странные вещи.

Поскольку Петрик с папой начали называть малышку Халиной, то я очень скоро сдалась. Пора было взрослеть. Я сама стала мамой, и теперь на мне лежала большая ответственность. А еще все говорили, что Халина – красивое имя и очень подходит моей малышке. Мама была бы рада, что внучку назвали в ее честь.

Вот только я никак не могла отделаться от мысли, что малышку все-таки следовало назвать Надей.

Глава 36 Кэролайн 1946–1947 годы

Я нашла ребенка и передала координаты приюта ее родителям, а после этого старалась не встречаться с Полом. Он стал отцом, а у меня не было ни малейшего желания разрушать его семью. Впрочем, ничего сложного в том, чтобы не общаться с Полом, не было, ведь они жили в доме Рины.

Вы можете сказать, что Город любви – лучшее место на земле для зализывания душевных ран, но в первый год после окончания войны все скамейки в парках и скверах Парижа были заняты целующимися парочками. Эти парочки целовались на глазах у всех, некоторые еще до завтрака, и служили напоминанием о моей потерянной любви. Новости из дома тоже были печальными – Рожер написал, что наш лифтер Кадди погиб в бою на Тихом океане.

Я будто стала наркоманкой, только моим наркотиком был Пол, а ломка после него – бессонница и потеря аппетита – сущим адом. Но почему бы не посвятить себя какой-нибудь высокой цели? Да, я останусь одинокой до конца жизни, но с людьми случались вещи и пострашнее.

Не способствовало моему выздоровлению и то, что наш почтовый ящик постоянно был забит письмами от Пола. Мама с театральным вздохом бросала их в корзину в нашей гостиной. Я не раз перебирала эти письма, восхищалась почерком Пола и рассматривала их на свет. Но не читала. Зачем? Лишь продлевать агонию.

Было такое ощущение, будто Париж изменяет мне. Мы оба пережили тяжелый удар, но только он ожил, начал отстраиваться и приводить себя в порядок. Если индустрия моды может служить показателем чего-либо, то прежний Париж уже вернулся. Я обливалась слезами, увидев голубя без лапки или старика, который разложил на полотенце три червивых яблока в надежде, что их кто-то купит. А Париж проводил великолепно подготовленные показы в домах высокой моды и выстреливал ростками новых журналов на фоне разрушенных зданий.

Прошло несколько месяцев. И вот в одно ноябрьское утро я проснулась и дала себе слово, что целиком отдамся работе, а о Поле с этого дня и думать забуду. В корзине перестали появляться свежие письма, а в обновляющемся Париже, к счастью, было чем заняться. Обернуться лицом к горестям других – лучший способ избавиться от собственных проблем. Сам лорд Байрон сказал: «У тех, кто занят, нет времени на слезы».

Бензин все еще был в дефиците, и парижане по-прежнему передвигались по городу на велосипедах. С посудой, спичками и обувью тоже были проблемы. Не говоря уж о приличных продуктах. Газоны Дома инвалидов распахали с помощью лошади и плуга на грядки и выращивали там фасоль и картофель. Но яйца еще можно было достать. Как только появлялся намек на слух, что в каком-нибудь магазине есть хлеб или масло, там сразу выстраивалась невообразимо длинная очередь.

Мама приберегла запасы старого «пайка К» (высококалорийного набора продуктов для передовых частей), которые ей оставил приятель из магазина военно-торговой службы, и это очень разнообразило нашу диету.