Дежурный после полуночи

– Им нынче всё с лёгкостью даётся. Такое талантливое поколение… – с толикой едва заметной печали Николай отступил слоном из-под удара.

– Знаете, мы все видим, как вы гложете себя, – Александр мягко заглянул в сосредоточенное лицо оппонента. – Просто помните, что вас поддерживают и понимают.

– Прошу, профессор, давайте о чём-то другом, – резко бросил Николай, укрепляя оборону на доске.

Александр, слабо улыбнувшись, понимающе кивнул и вывел ферзя:

– Что ж, предлагайте.

– Чем бы вы хотели заняться? Когда доберётесь.

– В мои годы немного поздновато об этом задумываться, – покачал головой профессор, разменивая коня на слона и оглядывая заметно опустевшую доску. – Новые увлечения – удел юных.

– Там начнётся совсем другая жизнь. Самое время попробовать себя в чём-то необычном, не находите? Вы же сами говорили: новая глава – оставим прошлое позади.

– Ваша правда, – на мгновение призадумавшись, Александр еле сдержал смех. – Тамара всегда тянула меня на оперу, а я делал вид, что до одури её не переношу. Поначалу так и было, но после – мне так понравилось, что я даже подумывал записаться на сольфеджио.

– Ваша супруга?

– Да… – на мгновение окунувшись в воспоминания, профессор вынырнул в реальность, незаметно утирая намокшие глаза рукавом.

– Среди нас есть музыкант, подпевка, а теперь ещё и главный вокал, – разменяв слонов, расслабленно хихикнул Николай. – Уверен, из этого может получиться отличная группа.

– Не думаю, что в ближайшие годы будут востребованы любительские концерты, – отрицательно покачал головой профессор, глядя куда-то сквозь собеседника. – Скорее всего, нас как беженцев направят выполнять простейшую черновую работу. Так что выбор, чем заняться будет невелик, но, будь возможность… Да, я бы попробовал заняться пением.

– Зря принижаетесь. Уверен, вам точно найдётся местечко в каком-нибудь университете или на крайний случай школе.

– Не переживайте, – Александр тепло оглядел увлечённо занимающихся своими делами жителей. – На произвол судьбы я вас не оставлю.

В партии тем временем произошёл удачный для чёрных размен слона на ладью. Уставившись на доску, Николай крепко задумался:

– Какой она была? Ваша жена.

– Тома… – печально протянул профессор, погружаясь в воспоминания. – Тома была лучшим человеком на свете. Блестяще умна и, что важнее, – мудра. Гибкая в общении, когда нужно договориться, но невероятно радикальная там, где требовалась твёрдость. Умела найти подход к кому угодно и, в отличие от меня, не была зациклена на одной лишь работе. Писала прекрасные портреты, в совершенстве знала испанский и танцевала фламенко так, что у меня каждый раз захватывало дух, даже спустя десятилетия. Знаете, она была человеком, на которого я всегда старался равняться. Вернее, даже так: она была единственным человеком за всю мою жизнь, на которого я пытался равняться и кому изо всех сил старался соответствовать.

– Вы очень любили её, – представив описанную особу, Николай заворожённо всмотрелся в собеседника.

– Ну разумеется, – недоумённо поднял глаза Александр. – Иначе не женился бы.

– Многих отсутствие чувств не останавливает, – Николай наконец сумел отыграть потерянное качество. – И очень мало кто испытывает то, что вы только что описали.

– Несчастные люди… – профессор удручённо цокнул и, найдя удачный ход, забрал белого коня, возвращая преимущество. – Помню, как-то раз мы с коллегой по кафедре получили путёвки на море на две семьи. Я поехал с Томой, а он со своей супругой и сыном. Две недели солнца и моря на пляже Алушты. И как-то в один из дней мы лежали, а мимо проходили местные с верблюдом и катали желающих по набережной. И Тома так загорелась идеей на нём прокатиться… Помню, она так нелепо пыталась на него залезть! – вдруг Александр замер и, нахмурившись, призадумался. – Или это была лошадь? Да и откуда там бы взялся верблюд? – профессор явно изо всех сил старался придать воспоминаниям чёткости, но разум лишь сильнее размывал события столь давних лет. В конце концов, старичок стушевался и бросил попытки. – Память подводит меня всё чаще. Знания – величайшие шутники. Мы без конца гадаем, что будет, хотя с лёгкостью забываем даже то, что уже было. А под конец так вообще не в силах припомнить собственные имена.

– Однажды и с этим справятся, – Николай поддерживающе похлопал профессора по руке. – Как в своё время научились справляться с чумой и оспой.

– О нет, вы не так поняли, я вовсе не жалуюсь. Старение со всеми вытекающими абсолютно естественно и закономерно. Равно как и смерть. Кто мы такие, чтобы нарушать сей прекрасный цикл?

– Прошу, профессор, не надо романтизировать смерть. В ней нет ничего высокого или великого.

– Вы всю жизнь спасаете людей и потому воспринимаете смерть как проблему, но попробуйте взглянуть на неё под другим углом. Представьте, что это лаконичное завершение книги. Разве произведение имело бы смысл, не решись автор вовремя поставить точку?