Совет предлагал своим гостям не только еду и питье на подносах, но и много всего прочего. Человеческие тела. Любых возможных видов, форм и расцветок. Мужские и женские. Белокожие, розовые и смуглые. Изящные и грубые. Стройные и коренастые, нежные и крепкие.
Франческа не просто смотрела во все глаза – откровенно пялилась, хоть и чувствовала себя очень неловко. Кто эти люди? Они здесь по собственной воле? Не только женщины гладили лакеев по спине и по плечам, впивались в их тело ногтями, запускали руки между ног, чтобы пощупать – то же делали и мужчины.
Девушек-служанок тоже трогали и щупали – и они принимали это терпеливо, и даже, кажется, с удовольствием останавливались и подставлялись чужим рукам.
Обнажен был и струнный квинтет в дальнем углу, на хорах. Все, кто здесь прислуживал, выполняли свои обязанности без одежды.
Едва Франческа вошла, многие гости повернулись к ней, и она сразу поняла почему. В комнате были представлены звери всех родов и видов – но не было двух одинаковых масок. Медведь и пчела, олень и змея, всевозможные иные звери, птицы и насекомые. Каждая маска – произведение искусства: основа из белого фарфора, с удивительной живостью и мастерством расписанная в монохромной гамме. Не на всех багровые мантии; у некоторых облачения призрачного цвета, среднего между белым и серебристым. И лишь у горстки людей – такие же, как у нее, высокие жесткие вороты и капюшоны.
Должно быть, символ какого-то особого положения; но что именно он означал, Франческа пока не понимала.
Знают ли они, кто скрывается за ее маской? Знают ли друг друга? Скольких из них она видела на улице или встречала в свете, скольких приветствовала как знакомых, не зная, чем они занимаются по ночам?
Сколько из этих людей ответственны за резню в Мон-Клэре? А сколько знали о ней и промолчали?
При этой мысли Франческа с трудом подавила дрожь, вдруг осознав, что она здесь совершенно одна.
Разумеется, Сирейна знала, куда она отправилась. Как и Рыжие проказницы. Но что толку с этого знания, если что-то пойдет не по плану?
Однако Франческа примирилась с судьбой прежде, чем ступила на землю Кенуэя, и теперь ей оставалось лишь одно.
Смешаться с толпой, и получить то, зачем пришла.
Приняв высокомерно-небрежный вид, она подошла к темнокожему лакею, выше и крепче остальных. Никогда и ни у кого еще она не видела такой гладкой кожи! Плечи и бритая голова блестели, словно смазанные маслом, даже в слабом свете свечей.
Франческа очень старалась не опускать глаза… гмм… ниже пояса – но, разумеется, из этого ничего не вышло. Не то чтобы она не видела прежде голых мужчин – разумеется, видела! Но всегда отводила глаза. Во многом другом не знала ни страха, ни стыда, но уязвимость обнаженного человека всегда ее смущала.
И теперь она не понимала, что делать. Можно ли проявить любопытство? Допустимо ли на них смотреть?
Возможно, и нет.
Но все равно смотрела. И солгала бы, если бы сказала, что увиденное ей не по вкусу. Не только могучий африканец, но и его сосед, бледный андрогинный юноша с длинной талией и таким же впечатляющим органом. Он резко контрастировал со следующим: крепким волосатым парнем с квадратными плечами, мощными бицепсами, но неожиданно маленьким мужским достоинством.
Честно сказать, заинтриговали ее и женщины. Их сходства и различия. Форма и размеры бедер и грудей. Порочное изобилие обнаженной плоти, и анонимность, которую обеспечивала маска.
Никто не видит, куда она смотрит. Это дает свободу, и невольно приходится признать, что такая свобода щекочет в ней что-то глубинное, дикое. Первобытное.
Это возбуждает.
И в то же время наполняет отвращением.
Прочие – всего, должно быть, человек семьдесят – приветствовали ее приглушенным шепотом. Никто не называл по имени, но, кажется, все признавали в ней «миледи».
Она кивала и таким же полушепотом отвечала на приветствия, чувствуя себя так, словно входит в церковь. Хоть и не хотела бы встретиться с тем богом, которому присягнули на верность эти люди. С богом, который завязывает глаза мужчинам, затыкает рты женщинам, срывает с них одежду и выставляет, как экспонаты в музее, как добычу для чужих жадных глаз и рук.
И вместе с этой мыслью к ней пришло знакомое ощущение.
Призрачное дыхание в спину. Одновременно ледяное, и жаркое. И с ним беззвучный тонкий звон, сигнал тревоги в голове и в теле.
Что ж, это чувство она уже знает. Как правило, за ним следует встреча с Чандлером, или с тем, кого он изображает на этот раз.
Он здесь? Это его она чувствует?
Все прошедшие недели она изо всех сил старалась о нем не думать. Не желать. Не тосковать. Не искать, чтобы…
Что? Извиниться? Объясниться? Во всем признаться?
Франческа тряхнула головой и взяла с протянутого подноса бокал. Маска открывала нижнюю губу, и форма бокала идеально подходила к вырезу, так что ничто не мешало ей пить.
Остановившись и поднеся бокал к губам, она разглядывала толпу в полумраке.
Фигур в белом немного, кажется, человек семь; и складывается впечатление, что они пробираются к ней с разных концов зала, словно призраки, плывущие против течения по огненной реке.