Дионис преследуемый

Спутницы Парменида — Гелиады СНХш5ес), дочери Солнца. Им принадлежат «умные» кони, солнечные, огненные кони, несущие колесницу по пути АХ^0еш — за пределы чувственного мира. Мы должны постоянно помнить, что сей многовещий, многооткровенный путь есть божественный путь, тропа женского божества. И сопровождают «мужа познавшего» также женские божества. Покинув чертог Ночи, они отправлются в путь. Устремленные к свету, Гелиады ускоряют бег колесницы. В другом варианте перевода строка «Ось, накалившись в ступицах, со скрежетом терлась о втулку» предстает как: «Пылающая ось издавала в ступицах скрежет втулки», что более точно, на наш взгляд, отражает атрибут солнечного божества; эпитет «пылающая», безусловно, служит указанием на огненную солнечную колесницу. Ночь, чей чертог оставили дочери Солнца, у Гомера предстает как «укротительница богов и людей». Гесиод знает ее под именем Нюкта (др.-греч. N6^, Nuktoq «ночь»). Она та, кто возникла из Хаоса и чье жилище расположено в бездне Тартара. В орфической теогонии Ночь является «кормилицей богов», первоистоком бытия. Орфики учили, что есть три Нюкты: первая — «прорицающая», вторая — «почтенная», с нею вступает в связь ее отец (Фанес), третья — порождающая Дике (Д1кп). К Дике отправляется и Парменид, дабы познать путь AX^0eia.

Там — Ворота путей Дня и Ночи, объемлемы прочно Притолокой наверху и порогом каменным снизу.

Сами же — в горном эфире — закрыты громадами створов, Гроздновозмездная Правда ключи стережет к ним двойные.

15. Стали Девы ее уговаривать ласковой речью И убедили толково засов, щеколдой замкнутый,

Вмиг отпереть от ворот. И они тотчас распахнулись И сотворили зиянье широкоразверстое створов,

В гнездах, один за другим повернув многомедные стержни,

Все на гвоздях и заклепках. И ее — туда, чрез ворота,

Прямо направили Девы упряжку по торной дороге.

Пути Дня и Ночи пройдены и оставлены позади, за их вратами — умопостигаемое, огненно-мудрое, не предназначенное для телесных очей смертного человека. Путями Дня и Ночи нисходят и восходят бессмертные (боги) и смертные (люди). Путь вниз и путь вверх — не есть ли это один и тот же путь, как учил Гераклит Эфесский? Но есть и третий путь — путь к Истине, которым восходит Парменид, эпифания Аполлона (?). Это восхождение в Эфир для слияния с Абсолютом, невозможный и вместе с тем неминуемый для «познавшего мужа» опыт нуминозного. «Гроздновозмездная Правда», Д1кп, стерегущая двойные ключи к воротам путей Дня и Ночи, вняв ласковым уговорам Гелиад, впускает колесницу в свою обитель.

И богиня меня приняла благосклонно, десницей.

Взявши десницу, рекла ко мне так и молвила слово:

«Юноша, спутник бессмертных возниц ! О ты, что на конях,

Вскачь несущих тебя, достигнув нашего дома,

Радуйся! Ибо тебя не злая Судьба проводила Этой дорогой пойти — не хожено здесь человеком —

Но закон вместе с правдой. Теперь все должен узнать ты:

Как убедительной Истины непогрешимое сердце,

Так и мнения смертных, в которых нет верности точной.

Все ж таки ты узнаешь и их: как надо о мнимом Правдоподобно вещать, обсуждая все без изъятия.

Фр.5 Мне безразлично, откуда начать, ибо снова туда же Я вернусь.

На этом заканчивается «Проэмий». Богиня открывает Пармениду, пришедшему дорогой, неведомой человеку, что есть два пути: путь истины и путь мнения (дорога смертных). Избранный муж, ведомый Законом и Правдой, внимает речам Богини.

Фр.2 Ныне скажу я, а ты восприми мое слово, услышав,

Что за пути изысканья единственно мыслить возможно. Первый гласит, что «есть» и «не быть никак невозможно»: Это — путь убежденья (которое Истине спутник).

5. Путь второй — что — «не есть» и «не быть должно неизбежно»:

Эта тропа, говорю я тебе, совершенно безвестна,

Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся), Ни изъяснить...

Фр.3 ... Ибо мыслить — то же, что быть...

Откровение о бытии и небытии (ничто), воспринятое Парменидом, несет в себе утверждение об истинности пути убежденья, фундаментом которого выступает незатейливое и не вызывающее лишних вопросов «есть». Ницше мог бы поспорить с тем, что «мыслить — то же, что быть», поскольку настаивал на том, что мышление и бытие ни в коем случае не могут быть тождественными. Немецкий философ считал, что «мышление должно быть неспособным приблизиться к бытию и его схватить».

Парменид, устами Богини провозгласивший: «Бытие есть, небытия нет», указал на невозможность и ложность другого [небытийного] пути. И верно: как помыслить то, что не-есть? Мыш-