«Дней Александровых прекрасное начало…»: Внутренняя политика Александра I в 1801–1805 гг.

Разногласия членов «Негласного комитета» 20 января вызвало сообщение Н. Н. Новосильцова. К нему обратились два лифляндских помещика и подали проекты о взаимоотношениях с крестьянами. Они также просили разрешить собиравшемуся вскоре ландтагу (местному дворянскому собранию) заняться «улучшением быта их крестьян», на что уже имелось согласие большинства помещиков. Новосильцов и князь А. Чарторыйский полагали, что можно дать на это согласие. Граф В. П. Кочубей считал, что крестьянский вопрос нельзя решать «без основательного обсуждения» и только в одной из частей империи. Он предлагал внести его в Государственный совет, но ему ответили, что тогда дело станет достоянием гласности. Граф П. А. Строганов также не считал возможным, чтобы ландтаг занимался таким важным вопросом. К тому же он сомневался в том, что большинство лифляндского и эстляндского дворянства этого желает. Император, выслушав стороны, поручил Новосильцову посоветоваться с канцлером графом А. Р. Воронцовым и другими лицами. Конец этого заседания, а также последующие (22 и 27 января) посвящались внешнеполитическим темам. Кроме того, 27 января поднимался вопрос о жалобах братьев Зубовых и графа Н. П. Панина на полицейский надзор над ними.

3 февраля «Негласный комитет» касался разных вопросов. Наиболее значимыми оказались доклады графа В. П. Кочубея о владении землями в Крыму русскими помещиками и о положении Московского университета. После присоединения Крыма в раздачу русским пошли земли бывшего крымского хана, турецкого султана и другие, ставшие казенными. Земли же местных жителей, оставшихся в Крыму, были за ними закреплены. Однако возникла ситуация, когда у русских оказывались земли лояльных власти местных, что вызывало споры. Для их решения был образован особый комитет. Кочубей предлагал вернуть эти земли местным при условии компенсации русским, если они вложили средства в развитие хозяйства. Положение Московского университета признавалось неудовлетворительным. Суммы на его содержание не пересматривались с момента основания и из-за инфляции были явно недостаточны. То же касалось и жалованья профессоров. Решено было увеличить ассигнования и приобрести дом для размещения профессоров и университетских служителей[63]. Все внимание членов «Негласного комитета» 10 февраля было обращено на зачитанную князем А. Чарторыйским записку о порядке управления, который должен сложиться в результате предлагаемых реформ. Чарторыйский объявил существующую систему управления находящейся «в величайшем неустройстве». Он отметил «столкновения» между Сенатом и генерал-прокурором, между Государственным советом и Сенатом. Он также подчеркнул, что отсутствует ответственность «министров», прокурорский контроль над действиями должностных лиц недостаточен. А вот, по его мнению, каков «план новых учреждений»: всю административную власть разделить между несколькими министрами (народного образования, внутренних дел, финансов, юстиции, военного и морского дела и т. д.). Министры должны возглавить советы из подчиненных им высших чиновников. Судебную власть разделить на гражданскую, уголовную и полицейскую (у первых двух – две инстанции и кассационный суд). Сенату предоставить надзор за действиями всех чиновников; он же рассматривает жалобы на губернаторов и предводителей дворянства. Министрам надлежит ежегодно представлять в Сенат отчеты. Как видим, Чарторыйский начертал общую схему реформы государственного управления, в основе которой – создание министерств и четкое разделение компетенции высших органов власти.

Государь выразил удовлетворение запиской. К нему присоединились и друзья. В ответ на вопрос Александра Павловича о Государственном совете члены комитета порекомендовали ввести в него министров и назначить на эти должности лиц, имеющих одинаковый образ мыслей, чтобы они составили «одно нераздельное» (то есть Кабинет министров). (Мы помним, что об этом уже раньше говорили.) Затем Чарторыйский повторно (ранее – граф В. П. Кочубей) заявил о необходимости восстановить пост генерал-губернатора, под чьим началом находились бы две-три губернии. Александр I, теперь уже признавая пользу подобного предложения, посетовал на нехватку подходящих кандидатур. Друзья ответили, что для этого нужно время[64].