Дневник и воспоминания киевской студентки

В моей комнате 7° тепла. Мы спим вчетвером в кабинете. Так теплей. Железные печи дымят и чадят. Плитка в кухне дымит, и нельзя найти ни печника, ни трубочиста. Я уже несколько раз видела, как прохожие задерживали очень грязных людей, спрашивая их, не трубочисты ли они, и с грустью выслушивали отрицательные ответы. Неужели все трубочисты стали комиссарами? Им эта перемена занятий только выгодна, но у нас в кухне слезятся глаза, мы кашляем.

От вечной копоти в квартире грязно, а убирать трудно, так как руки от холода пухнут, невыносимо болят и синеют. Я сажусь на них и таким способом только могу их отогреть.

После уборки иду продавать старые вещи в аукционный зал. Милое занятие старьевщицы! Я мечтала о другого рода деятельности, но так уже идут пути истории, что возвращается каждый к национальному занятию: русские бегут в деревню, к земле, евреи вновь делаются старьевщиками.

Первый раз мне было стыдно пойти туда, но, когда я увидела, что среди темных личностей сидят приличные люди, старушки, барышни, то успокоилась.

Когда ожидание продолжается очень долго, завязывается знакомство, и я слышу всегда одно и то же: «Мы продаем все и уезжаем». Куда? одни на родину, другие бегут с добровольцами, третьи едут в деревню, где легче прокормиться, но все покидают этот страшный Киев.

27-го ноября.

На днях снова была паника, но, к счастью, беспричинная. Одно ясно: если не будет чуда, то большевики будут здесь. Все это знают. Добровольческая армия превратилась в банды. Конечно, большевистские войска не лучше. Они не могли измениться в течение 2-х месяцев. Дело в том, что народная масса на стороне большевиков. Добровольцы делают еще ту ошибку, что принимают в свои ряды пленных, которые нередко сдаются в плен со специальной целью разложить армию врага.

Есть же и такие любители наживы и сильных ощущений, которые перебывали во всех армиях и во всех бандах. Отношение к евреям все то же. В течение последних недель ряд лиц убито в поездах. К. рассказывала, что 14-го октября она, спасаясь от большевиков, побежала со своими на вокзал. Трое суток они сидели в вагоне, к которому то и дело подходили военные и спрашивали, нет ли тут евреев? Несколько раз их попутчики-христиане отвечали отрицательно, наконец, опасаясь за себя, они заставили их высадиться.

На днях мы с Б. обходили Институтскую, собирая пожертвования для разгромленных. И на этой улице почти все еврейские квартиры (о магазинах нечего и говорить) пострадали в октябре. Соседка нотариуса Цытовича рассказывала, что он, несмотря на её мольбы, не пустил к себе её детей, когда грабили её квартиру. Ее ограбили офицеры, и несколько дней спустя её муж встретил одного из грабителей, гуляющего по Крещатику.

В другом случае соседи-христиане привели черным ходом погромщиков, которые не могли проникнуть парадным.

В каждой из таких разгромленных квартир ютятся, кроме хозяев, родственники— беженцы из разгромленных местечек.

В одном и том же доме живут две семьи — еврейская и русская. У русских убили отца в чека, у евреев — сына в поезде. Но ненависть уже так велика, что, перенесшие одно и то же горе, люди друг другу не сочувствуют, а злорадствуют.

У одного домовладельца, на той же Институтской, большевики сделали 16 обысков. И каждый раз они уходили не с пустыми руками.

30-го ноября.

Появился новый герой — Шиллинг[49]. Киевляне молятся за него и на него. Говорят, что его армия состоит из немецких колонистов, которые сумеют справиться с большевиками. Если он не прорвется — мы погибли. Большевики спокойно и уверенно идут на Киев. Но, надеюсь, когда они войдут, мы будем далеко. Организуется новый польский поезд. Вчера я дежурила с Ц. на парадном ходе, и он развлекал меня анекдотами из современной жизни: Шла по Кругло-Университетской компания молодежи. Их остановили солдаты, просмотрели документы, и одного гимназиста отвели в сторону, заявив, что он арестован. Так как всю ночь он не возвращался, то утром его пошли искать, и нашли тело недалеко от того места, где их задержали. Сестра пошла с жалобой к Бредову. Сначала он отнесся с участием, но, когда прочел в прошении еврейскую фамилию, бросил его и отошел.

20-го декабря.

Уже 5 дней, как большевики снова в Киеве. Мы не успели уехать. В последнюю минуту предприятие с поездом расстроилось.

Теперь мы навсегда отрезаны от света Божия. Надо собраться с силами и ждать падения большевизма. А если этого никогда не будет? Бывало же так, что огромные, довольно культурные государства погибали, чтобы никогда больше не возродиться. Первые годы революции Россия казалась мне огромным телом, сотрясаемым судорогами, теперь мне кажется, что это темная, жутко-спокойная могила.