Дневник парижского горожанина

256. Далее, на предпоследний день названного месяца пришелся праздник Св. Евстафия[798], каковой отмечен был величайшим весельем, следующий же за тем день, в праздник Св. Германа[799], сказанное торжество сменилось горем, столь жестоким, каковым никогда ранее празднику не случалось завершиться, ибо ибо около X часов, едва лишь все изготовились идти на Болота[800], дабы там предаться играм и состязаниям, как то полагалось обычаем, Париж исполнился великим страхом, ибо через ворота Сен-Дени, в город вошли около XX или же XXX человек, пораженные ужасом столь великим, будто им случилось вырваться из лап смерти, из таковых пришедших, кто-то по видимости, изнемогали от ран, другие же, от ужаса, голода и жары, так, что напоминали скорее мертвецов, чем живых людей. Их же остановили у ворот и пожелали знать, каковая беда с ними приключилась, на что они принялись в ответ горько жаловаться, история же их была такова: «Мы явились из Понтуаза, каковой [город] этим же самым утром занят был англичанами, [в чем нет никакого сомнения], они же убивали и калечили всех, кого только могли обнаружить, нам же посчастливилось избегнуть гибели от их рук, ибо даже сарацинам не случилось причинить христианам столько зла.» Таковым же был их рассказ, в то время как стражникам, охранявшим ворота Сен-Лазар случилось увидать огромную толпу мужчин, женщин и детей, среди каковых были раненые, прочие же были ограблены до нитки. Кому-то случилось нести сразу двоих детей, в руках и на спине, женщины же частью были простоволосы[801], на других из одежды был только истрепанные корсеты, а порой и нижние рубашки[802], несчастные же священники имели на себе лишь нижние рубашки или стихари[803], с непокрытыми головами, и вся толпа разом плакала, кричала и жаловалась самым горестным образом, рассказ же их был таков: «Боже, милостью своей дай помощи нам в отчаянном положении нашем, ибо не далее как сегодняшним утром, мы все еще обретались в наших домах в спокойствии и довольстве, а в полдень случилось нам превратиться в бесприютных изгоев, молящих о хлебе.» Таковым же был их рассказ, при том, что часть из них лишалась чувств, другие же опускались на землю, будучи измученными и обессиленными вконец, ибо многие из них истекали кровью, прочие же изнемогли от усталости, ибо несли на себе своих детей, а день выдался притом безоблачный и жаркий. Таковым образом, на дороге, ведущей из Парижа в Сен-Дени обреталось III или даже IIII сотни, сидевших на земле таковым образом, каковые горько оплакивали случившееся с ними несчастье, и гибель родных и близких, ибо мало кому из них не случилось оставить в Понтуазе ребенка или друга. Горе же их возрастало стократно, случись им вернуться мысленно к друзьям, каковые ныне очутились во власти свирепых англичан, и бедные их сердца порой не выдержали, ибо с самого утра им не случилось съесть ни крошки, и выпить ни капли. А женщины, бывшие в тягости случалось выкидывали прямо во время бегства, и вскоре после того умирали. И не было никого, столь жестокосердного, дабы остаться глухим к их несчастью, и самому не заплакать от жалости. И по всю следующую неделю беспеременно, беженцы все шли и шли как то из Понтуаза, так и окружающих его деревень, и в Париже сбивались в огромные толпы, растерянные, не знающие как далее быть. Ибо все без исключения съестное продавалось по весьма дорогим ценам, в особенности то касалось хлеба и вина, [и не было в продаже вина], стоившего менее чем VIII денье за пинту, а за малый пшеничный хлебец просили VIII парижских денье, то же касалось и всего прочего, необходимого для пропитания.