Дневник театрального чиновника (1966—1970)

Рабинянц: «Что меня привлекло и что еще требует доработки? Пафос утверждения в образах Нечистых: все ради человека, все против античеловечности — это от Маяковского. И эмоциональный накал, и начало спектакля — это образец, на котором можно учить студентов. Что нуждается в усовершенствовании — не все актеры владеют режиссерским рисунком, еще нет свободной пластики». (Разбирает отдельные актерские работы.)

Колмановский: «Есть внутренние связи спектакля, нельзя растаскивать — одному не нравится одно, другому другое, нельзя так вторгаться. Рай — место скотское». Не согласен с Зайцевым, что непонятно, чьими глазами увиден Рай.

Беньяш: «На авансцену этого спектакля вышел положительный идеал его автора — это заслуга. Нечистые стучат в железный занавес, как семь Гамлетов в стену Датской тюрьмы. Героическое содержание проникло в сатирические куски — это опять положительное».

Цимбал: «Это новый для Театра Ленсовета опыт и трудный. Гражданственность и патетика распространены и на сатирические моменты. Но вот марш „Все выше и выше.“ — не надо. Спектакль бесконечно работает на нас, на нравственное воспитание. Поразили возможности коллектива — какая согласованность!»

Головашенко: «Ведь это исторический момент — создание „Новой Мистерии — буфф“. Еще неизвестно, что такое современное переделывание „Мистерии — буфф“, только ли просто текст. Над текстом проделана серьезная работа, но вот надо ли здесь: „Жарища в Африке“, ведь вряд ли режиссер здесь против Чехова, нет, значит, против современных мелодрам, ну так возьмите хотя бы „Чти отца своего“». (Оживление.)

Потом Витоль дал слово мне. Говорю: «Я не официальный представитель Министерства культуры, но рада, что смогла посмотреть спектакль. Все хвалили постановочную группу, и прежде всего режиссера, и им адресовали свою благодарность, я же хочу адресовать благодарность прежде всего театру и его руководству, так как у нас режиссеры имеют много замыслов, но вот воплотить их им удается не всегда. Театр поверил, загорелся. Игорь Петрович (Владимиров, главный режиссер) проявил активность. Начиная обсуждение, Арнольд Янович Витоль говорил, что его интересует принципиальная позиция режиссера. Так вот, если судить по данному спектаклю и по тем спектаклям, которые он ставил ранее — „Смерть Тарелкина“, „Дознание“ позиция режиссера — это ответственность человека за свою судьбу, боль и гнев режиссера за пассивность и растоптанность человека. Здесь кто-то сказал, что между текстом Розовского и Маяковского нет швов, что Розовский равен Маяковскому. Я думаю, что автор на меня не обидится, если, не зачеркивая серьезности его работы, скажем, что это далеко не так. Мне как раз хочется обратить внимание на несовершенство текста — это и в образах, которые у Маяковского, кроме своей „сиюминутности“, еще и типы-маски, а здесь этого многим не хватает, и в самом стихе нет звонкости языка. Зная, как работает этот режиссер, верю, что многие замечания будут учтены. Жаль, что в Москве никто не рискнул предоставить ему сцену для этой работы, а ведь она могла бы украсить столичную юбилейную афишу. Еще раз благодарю театр, что он это сделал».

С заключительным словом выступил Витоль: «Понятна доброжелательность, но не должно быть юбилейного хорала. Талантливым людям просто стыдно слушать такой панегирик. Не надо зачеркивать предшествующие работы театра. В спектакле нет той четкости, целенаправленности, как у Маяковского, которая позволила ему создать либретто. Да, многосложность, многоконфликтность — это тоже знамение времени, но должна быть главная проблема и второстепенные. У Маяковского железная логика, а здесь типы слабые, ну хоть дядюшка в звездной юбке. Вот то, о чем Вы мне рассказывали в замысле, не все удалось, статуя Свободы затерялась среди прочих атрибутов. У Нечистых слишком сильна нота истеричности, слишком часто их ставят на колени, ползают они и валяются. Нечистые с бессилием, а не с силой стучатся в Рай. Вторая линия: в нашей жизни гнев находит мишени — хамы, бюрократы, но есть вещи несовместимые, хлеба, хлеба нет — так вот вам спорт или давайте споем, фраза о начальстве обращена к Раску, Мао и Аллилуевой, а какие они для меня начальство? О песне „Все выше…“ — да, были и плохие пятилетки, но эта песня символизирует лучшее, что было в этих пятилетках. Соглашатель у Маяковского и здесь, здесь он мелок и сведен к литературной борьбе. Тема революции духа, которая как бы грядет на смену революции 50-летней давности, — это неверно. Вот подумайте и скажите, что Вы еще собираетесь делать».