Дневник театрального чиновника (1966—1970)

25 февраля

В 10 часов позвонил Львов — Анохин. Он хотел посоветоваться, идти ли ему в Министерство «искать справедливости», а то Покаржевский (секретарь Свердловского райкома) в личной беседе говорит, что все хорошо, а с трибуны партконференции — что у театра неверная линия, что «Хочу быть честным» — идейно невыдержанное произведение, где неверно отражена действительность, а «Однажды в 20-м» просто замалчивается. Что в труппе нехорошо, недовольство отсутствием работы, что у Львова — Анохина направление на камерность («Медея», «Записки сумасшедшего»), что все пьесы или критикуются, или почему-то трудно проходят — значит, здесь что-то не так. Я ему сказала, что в труппе отношения пусть как-то улаживает, а к нам идти надо в крайнем случае.

Вечером смотрела в ЦТСА «Бранденбургские ворота» М. Светлова. Драматург он неважный, а Андрей Попов просто никакой не режиссер. Все разваливается, кто в лес, кто по дрова. Вот уж полное отсутствие атмосферы, а казалось бы, здесь ей и быть, ведь это, в сущности, лирическое произведение. В. Попова хорошо читает стихи, и зритель настраивается — потом полный провал, и ты засыпаешь, и уж мысли где-то далеко, потом актер что-то «разыграл» — ты вздрагиваешь… а уходишь и не понимаешь, о чем же это и что тебе хотели сказать. В общем, как оркестр, настраивающий свои инструменты, но дирижер не пришел и концерт не состоялся, хотя, когда настраивали, слышались отдельные голоса, мотивы, а в общем был хаос.

1 марта

Утром смотрела в театре Сатиры «Малыш и Карлсон, который живет на крыше».

Горком советует «Три сестры» законсервировать, как бы сняв на доработку. После «уточнений» «Три сестры» смотрели все — Тарасов, Шумов, Родионов, представители Министерства культуры РСФСР — теперь вроде ничего.

4 марта

Выступая на симпозиуме в Чехословакии, Головашенко сказал: «Реализм, конечно, имеет берега, но их не видно» — это когда речь зашла о книге Роже Гароди «Реализм без берегов»[19].

6 марта

На заседании Репертуарной коллегии Осипов зарубил пьесу «Волемир».

Шумов сказал, что новый зав. отделом горкома Верченко, бывший зам. заведующего отделом культуры ЦК ВЛКСМ, вызывал Эфроса и сказал, чтобы тот не рассчитывал быть главным режиссером, что главного ему подберут. А в тисках московского Управления бьется Рощин со своей пьесой «Старый Новый год». Он там, по словам Львова — Анохина, последний раз сорвался и кричал, что из того факта, что уже четыре его пьесы не пускают на сцену, надо сделать вывод: «Пусть тогда ставят вопрос о моей партийной принадлежности, если я так неверно смотрю на вещи», что в этом надо серьезно разобраться. Друзья буквально силой заткнули ему рот.

11 марта

Звонил Б. Сечин, рассказал о том, как в Институте истории искусств обсуждали на партбюро Шрагина (научный сотрудник) за то, что он подписал письмо в адрес Будапештского совещания о пересмотре дела осужденных Гинзбурга и Галанскова. Пока дали лишь выговор, директор Института остался в одиночестве, он один был за исключение. А предстоит еще обсуждать Давыдова, зав. сектором эстетики, и Пажитнова (научный сотрудник) за то, что они теперь подписали письмо в прокуратуру. Состав партбюро: Кружков (директор), Дмитриев, Рудницкий, Шах — Азизова… всего 7 человек.

К Фурцевой пришли 10 человек из театра на Бронной жаловаться. Она вызвала Владыкина и Тарасова, ругала, почему они ничего не знают о том, что происходит в театре.

12 марта

Узнала от Зайцева, что в 2 часа у них собрание коллектива, на котором собирались представлять Щербакова как главного режиссера, но представление отменили, а собрание будет. Сказала о собрании Голдобину, он — Тарасову. На собрание пошли Владыкин и Тарасов[20].

13 марта

Сегодня первая после его гибели конференция по Мейерхольду. Голдобин сразу поинтересовался, почему конференция проводится в Большом зале ВТО, а не Малом, как собирались. Из творческих работников Москвы на конференции присутствовали: Завадский, Плятт, Голубовский, Плучек, Утесов, Раевский, Захава, Кнебель, Любимов, Велихова, Михайлова (из ЦК), весь Институт истории искусств и комиссия по наследию. Конференцию открыл П. Марков.

Марков:

«Сегодня мы собрались на Первую научную сессию по творческому наследию Мейерхольда. Его творчество должно быть изучено так же, как творчество Станиславского, Немировича — Данченко, Вахтангова.

Мейерхольд не может быть „кампанией“, этим постоянно должны заниматься все научные театральные организации страны. Первый шаг на этом трудном пути — наше сегодняшнее собрание».

Доклад К. Рудницкого«Мейерхольд и классика»: