Она говорит, что это маленькая опухоль длиной всего несколько миллиметров и врачи настроены оптимистично. Они надеются, что им удастся устранить опухоль или хотя бы сделать так, чтобы она оставалась такого же размера. Зои говорит, что Дэн ухаживает за ней лучше, чем она когда-либо могла себе представить. К сожалению, ей снова предстоит пережить химиотерапию, неопределенность и мучения. Мы гуляем по Хампстед-Хит и разговариваем о жизни и смерти, любви и семье, боли и хрупкости здоровья.
Всего через несколько недель я направляюсь на поезде в Кембридж, где живут Зои и Дэн. Он сообщил мне, что состояние Зои резко ухудшилось. Рак распространился из легких в спинной мозг, из-за чего ее мучают сильнейшие боли в спине.
Дэн встречает меня на станции и везет к ним домой. Он кажется веселым, но признается, что им очень тяжело. Он этого не говорит, но по его голосу, взгляду и даже осанке я понимаю: его любовь к Зои настолько сильна, что он физически чувствует ее боль.
Когда мы входим в дом, я вижу Зои лежащей на диване. Она открывает глаза и улыбается, и в этот момент ее тепло наполняет комнату. Дэн наклоняется к ней, обвивает руками и осторожно приподнимает. Она будто состарилась. Ее волосы, точнее парик, уложены безупречно, а макияж безукоризнен. Пока Дэн суетится в поисках лекарств, которые ей нужно принять, а потом заваривает чай и кофе, Зои показывает мне ходунки, с которыми теперь передвигается. Она закатывает глаза. Мы смеемся, и я шучу, что мы всегда вели себя как старики, но в этом нет ничего смешного.
Больше всего меня поражает то, что Зои, как и Лиз несколько лет назад, спрашивает, как у меня дела. Она интересуется, что любопытного произошло за последнее время, как работа в новой школе, как ведут себя коллеги. Все это кажется такими пустяками…
Вскоре Зои заметно устает. Я наклоняюсь и обнимаю ее. Ее улыбка на секунду сменяется гримасой, и она меняет положение на диване, чтобы обнять меня в ответ. По дороге на станцию Дэн рассказывает, какие усилия приложила Зои сегодня утром, чтобы хорошо выглядеть. Даже одеться самостоятельно ей очень тяжело. Она специально встала рано, чтобы уложить парик, и впервые за долгое время сделала макияж.
На обратном пути в Лондон я думаю о Зои и Дэне как о паре. Сила духа Зои, ее умение сохранять чувство юмора, несмотря на сильные страдания, и способность думать о других даже тогда, когда в центре внимания должна оставаться она, не могут не поражать.
Что касается Дэна, я всегда знал, что он замечательный учитель. Он всегда засиживался допоздна, придумывая способы сделать уроки увлекательнее и живее. Он сочетал упорную работу, легкое преподнесение материала и чувство юмора. Теперь я понимаю, что он настоящий герой. Человек с большой буквы.
Ухаживая за Зои, он делает то же, что в своем классе: обращает внимание на мельчайшие детали, проявляет сострадание, смеется над собой и нелепыми ситуациями. Он нежный, любящий и жизнерадостный. Наблюдая за тем, как он помогает Зои, я понимаю, что это настоящий учитель и мне с ним не сравниться.
Комната для молитв
На собрании администрации мы изучаем письмо, написанное несколькими мусульманскими учениками на имя директора. Они просят выделить класс, где могли бы молиться.
Мы хотим удовлетворить их просьбу. Написать такое письмо директору – это зрелый поступок. В такой инклюзивной школе, как наша, должно быть место, где дети смогут молиться. Кто-то из коллег отмечает, что ученики любого вероисповедания должны иметь возможность пользоваться этим классом, чтобы молиться там или размышлять. Таким образом, мы решаем организовать общее пространство для исповедующих любую веру.
Мы обсуждаем, какой кабинет для этого подойдет, и решаем, кто будет следить за тем, чтобы дверь была открыта и закрыта в нужное время, а после на время забываем об этом.
Здравствуй, незнакомец!
Я лениво зависаю в телефоне, пока жду друга у станции Холборн в Центральном Лондоне. Краем глаза я замечаю силуэт человека, который крутится рядом со мной. Я предполагаю, что он раздает листовки, и мне совсем неинтересно слушать об очередной вечеринке в каком-нибудь ночном клубе. Он стоит близко и подходит еще ближе. Я чувствую на себе его взгляд и таращусь в телефон. Он приближается, протягивает руку и говорит:
– Извините!
Я поверить не могу, что он вступает со мной в коммуникацию, несмотря на то что я посылаю все сигналы о нежелании получать рекламные материалы.
– Простите за беспокойство! – говорит он. – Я просто хотел сказать, что мне очень нравились ваши уроки литературы. Я до сих пор иногда перечитываю «О мышах и людях».
Я поворачиваюсь и впервые всматриваюсь в его лицо. Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю, что это Азад, который считал, что у Маргарет Тэтчер и Кэрол Энн Даффи был бурный лесбийский роман.