Дни страха, или Пир горой

Слова полыхнут огнем и наполнятся сжигающим смыслом. Мир слепых мотыльков превращается в пепел. Голод, удушье костлявых пальцев, мечущиеся в пожаре звери. Хаос, пылают мира законы. Пожирание слабых, эта нелепая религия отравившая рассудок, рассыпается на глазах, во рту вкус пепла, мир людоедов это уже вчерашняя тень.

Все кончено, судьбоносный шаг сделан, нет мнительности душевных волнений, нет реинкарнационного водевиля, смерть и судьба спят. Сияние звезды заполняет полнеба, дрожь в сердце твоём выдает жизнь. Душа в крови и рвоте исторгнет грязь, пену злобы. Крошащий зубы страх потерять, влюбленного в себя богочеловека, сверхдурака и сверхслепца. Героя анекдота обманувшего пьяные надежды стада паршивых овец. Правда, забрызганная слюною истеричной молитвы грязного, черного рта.

Вот стоишь с обмоченными штанами, сплёвываешь пену, харкаешь кровью, вроде живое существо. Мечется прежний мир, теряя смыслы, вопросы глупы, смерть близка. Кровососущие паразиты, поместные обнаглевшие свиньи, чопорные надутые индюки, их мир пылает, их бытие в огне, они зовут с собой и уступают место у самой плахи.

Ожидаешь, что происходящее только сон. Звучат смешные прозвища, с которых спросят, ты первый в очереди, а имени нет. Лживые языки о прощении молят, их режут и с корнем рвут, процесс без остановок покуда не иссякнет словоблудов род. Радуйся крыш черепичных страны гражданин, ничья алчная лапа не влезет в карман. Будь царём, императором, барчуком, хамелеоном, цепью литой, кем вздумается, но это несравнимо с тем струящимся светом, что в голове засел.

Обреченные города и улицы, предсмертные хрипы, завывания и скулеж, только начало долгого дня, еще ночь впереди. Паранойя обнуляет разум, пьяная толпа вершит свой потоп. Мерзавцы и подонки спасители этого безумного дня. Насилие, пожары, текущая по брусчатке кровь, мир исторгает бремя справедливости и свободы, сырая земля получает свой корм.

Видимое ужасает и думается, словно собака виляет хвостом. Меняются лица, ход мысли, ветра в голове, и обязательно появится новая линия судьбы в глазах отражениях кошки в пору любви. Время ночь и приходит любовь, крыши источают тепло, это востребовано.

Спросишь, почему оставил баррикады и борьбу? Перекроить мир под себя, не значит сделать его лучше, я выбираю крыши, любовь и красоту. Вдогонку ты кричишь. Ты раб! Ты не такой как все мы. Разрушены и сожжены будут дома, исчезнут крыши! Огонь выгорает, злоба кипит, бешенство съедает нутро, мы возвращаемся к аутофагии.

Вечная ступень преткновения, это мы. Как все, следующий и последовательный шаг. Как все мы окончательный приговор. Лица, имена, фамилии, легионы на марше, одинаковые доспехи тождественные судьбы, вешних отличий не разглядеть. Марш завоевателей, триумф победителей, шествие боголюдей, поверженный мир в кандалах доедают вши и саранча.

Звучат заученные речи превозносящие нас над теми. Мы, величайший грозный бог, способный ставить на колени любого инакомыслящего. Как все мы, единственно единая вселенная, вовлекающая во вращение каждого, это отеческая забота, способ наполнения жизни бесконечным существованием. Вариативность одного бога, его слово логично и пропорционально частям тела и не вызывает отторжения.

Пади на колени пред накоплением могильных плит прошлого, возлюби, на что указали пальцем. Испей мудрости бесконечной из трудов непонятных, будь частью своего божества из тысяч тонн плоти и крови, это как все, в котором живёшь и сдохнешь по пути на воскресное богослужение.

Вот он подымается на моих глазах во весь рост, самый настоящий гуманист инквизитор, живая гора спаянных трупов, ворчит вулканами фанатизма, глазами войн кровавых пугает. Бугры узловатой, жилистой любви вздулись скалами в поднебесье, похоронив под собой остатки крохотные чувств человеческих.

Как все, жестокость смотрящая глазами твоего голодного, алчного, потомства строящего свой небесный ареал за городом. Мы, перст каменный указующий в одинокое царство смерти, самый правдивый страх, видимый и осязаемый, а остальное гуманитарная чушь, разбросанная, где попало.

Мне боязно заглянуть вглубь этих всевидящих и всепоглощающих глаз. Я ненавижу это божество, живущее в самом себе. Тошнит от вида его страхов, жизнь в нем невыносима, закольцована, замурована в темноту квартир и гроба. Рождение и вот готовы кандалы свободы, она прекрасна, как ошейник от блох, клещей и мудаков, хотя не любит каторжан и беглецов, а где они в почете?

Нет, никогда не посмею заговорить с ним, давясь разжёванной рутиной его бытия. Да, мы поймём друг друга с полуслова. Но, будем молчать, стиснув зубы, наша неуживчивость повышает градус неприятия. Раскланявшись, мы расходимся в разные стороны, зараженные первобытной ненавистью.

К чертям, пусть горит в своем аду! Я дружен с кайфом и имею крылья. Мои хрустальные глаза, блестят от дичи или ветра. Плевать, что кто-то виноват тайком копя и власть, и деньги. Айда народ теряться и гулять в палаты пёстрые, где мысли устричные живут и добрый пастырь всех спасет или поможет добрым словом.