Дни страха, или Пир горой

Пнул я ногой зло из коробки и ветер подхватил новую забаву непрочную, понёс по всему миру, местами пропащему, местами на рай схожему. Радовался, выл и ревел, новой забаве чудной. Трепал словно тряпку, рвал в клочья тонкие стены бумажной тюрьмы, свистел в чёрные дыры, да не ведал, что по миру заразу посеял.

Ночью во мраке пещер, учуяли гады ползучие, свой час ядовитый. Вот и пришло лихое времечко в мир пока сонный грезящий в сытости нуждами малыми. Сон сладок, в нем нет тревог, вины и ожидания, пока в дверь не стучит сапог или копыто зверя.

Луна на небе мир в серебре, жабье молоко на висельнике, труп оживает и мелет пыль его язык, пыль всюду проникает. Глаза же запорошила луна и серебро, порождая этой ночью тоскливой холодное племя змей, упырей, нежити мерзкой кладбищенской. Черные чары, адское пламя, в закопченном котле плавят воск душ человеческих. Ночь эта родит морок и тьму долгого, кровавого шабаша.

Армия крыс серых, жрицу себе нашла плодовитую и писк миллионов голодных глоток, окрестил эту девку опухшую, с мордой оспою меченой, матерью чумой, которая с первого шага обрела твёрдую поступь. Мертвые кости, и густой дым заполонили города и веси. Маскарад или праздник чумы, встречай народ, отворяй ворота, чествуй крыс, предлагая себя, пропитайся насквозь этой больною идеей.

Я с крыши всё видел, не верил в происходящее, ужасался видимому. Мёртвые города, словно склепы, жируют безумцы, пирует чума, хмель да радость, глумятся над жизнью. Обескровленные трупы, завернутые в мешковину украшенные рыбьей чешуей, примеряют кожу освежеванных. Откормленные крысы лоснятся от жира, не в силах лопнуть, подтачивают и заражают завоеванный мир. Чума играет с детьми в слепые прятки, кого поймает тому сытая пайка и последний костер, кто убежит, прозябанье и голод.

После ночь в гости приходила, да наши ангелы спускались с небес, собирая уныло урожай распластанных душ на грешной брусчатке площадей кровавых. Там ещё повсюду лежали маленькие сгустки страха, тускло искрясь тлеющими угольками. Это наследие, оставленное предками. Когда страх оказывается в руках, от холода немеют ладони, он прилипчив и въедлив, быстро парализует нутро и разрастается, опутывает, ты чувствуешь, что не одинок в этой паутине.

На площади труп ожил, зашевелился, словно марионетка неуклюже, стеклянные глаза раскрыл. Я крепче сжал в кулаке сгусток страха и мёртвое, почерневшее лицо заиграло желваками, медленно подымая к небу наполненные ненавистью глаза, губы свело судорогами, и ясно донёсся утробный рык угрозы.

Он ненавидит небо но с флюгеров и крыш начинается дорога к мирам за облаками. Мертвая армия пока сокрыта пеленой тумана страстей и дел земных и не нашёлся ещё тот удалец стрелочник, чтоб развеять чары волшебные, ещё не доели манну сухпайка, не подняли на штыки плоть названную вражеской. Туман, ложь в нём не вечна и исчезает он по мере усиленья ветра.

Настало спокойствие, время сказок пришло, потому что возникнет она и всё вмиг преобразится. Займет привычные места стакан, вода, луна, тень, солнце и привет тебе, путеводная звезда. Располагайся, будь как дома.

Я жду с нетерпением, рассказов твоих, рисуя будущее романтическими карандашами, ведь, что война на площадях и где недосягаемые флюгера и крыши? Моя звезда, будь непохожей, разной, невидимой не признанной в уме смешливой и главное всегда путь мой освещай, пожалуйста, не гасни. Я время сверяю в назначенный час взором обегаю все небо. Моя звезда идет небесною тропою не спеша, она не меркнет, увлекает блеском и тайнами манит, наше свидание уж близко.

Былое и бывшее всё в радость. Нет меня дома, есть человек, который ушел окрылённый к солнцу. Волшебник умер, издох, рассыпался пеплом по ветру, нет чудачеств и замыслов бестелесных, я вышел в иное, обрушив мосты. Замирающее сердце, от стука в дверь напускного цинизма души, в пыль безвременья уходят скоротечные страсти. Я жду звезду путеводную с подарком в руках, с каждым разом убеждаясь, что она единственная.

Мир в красках Эдема, первично, первозданно, не сотрешь. Чистота неба, искренность глаз, жизнь пьянит и не отпускает. Свет проникает в душу и разливается тепло, уходят страхи, ты легок словно пух, от благодати немного не в себе. Ожидание её прихода, глубоко внутри снуют огоньки, предвестники ее приближения. Звезда путеводная судьба тебя ждать, жаль в скором времени сказка умрет, и история просто закончится.

Вновь день приносит, разрушение, смерть, боль и душевный голод. Страницы книги бытия в алой крови, ненависти, злобе. Путь не истоптанных сапог в небо или к небу. Завоевание рая, эпос, сага, реки крови, дорога разбита, сплошь трупы.

Истошные вопли приматов, блеск стали в руках, дикий танец существ запятнанных кровью. Взывают к богам жестокости и молят творца о победе. Уничтожение мира исторгнутого уродливым бременем, цель последнего отрезка времени. Учат простому и глупым словам, чтоб вера была легка на подъем и волнения. Разрушить себя во имя прекрасных слов, и меня убеждают, что души ничего не стоят.