Но Бог заповедал Аврааму обрезать и Исаака, и Измаила, то есть поместить на плоти их один и тот же знак и печать. Что же обозначало их обрезание? Совершенно очевидно, что оно несло в себе тот же смысл, — оно было
Обратите внимание на то, что Павел говорит о язычниках, не принявших физического обрезания. Они тоже могли называть Авраама своим отцом. И говоря о праведности Авраама через веру, Павел пишет, что он получил ее еще
Итак, благословение, обещанное Аврааму, наследуется теми людьми, которые были обрезаны в младенчестве, но позже уверовали. Авраам стал отцом именно таковых. Но он не был отцом обрезанных в младенчестве, но не уверовавших; и таковые не являлись истинными Иудеями. Более того, Авраам стал отцом
Эта истина подтверждается Павлом: «Ибо во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью» (Гал. 5:6). Павел не обращает особого внимания на плоть, он указывает на состояние сердца, на то, обращено ли это сердце с верою к Христу. Ведь спасает человека не его христианское миропонимание, а Христос, распятый в правление Понтия Пилата, погребенный, воскресший и вновь грядущий. Когда человек в поисках спасения отводит взгляд
Состояние сердца
Никто не станет спорить, что истинная религия имеет дело с сердцем человека, а не спрашивает, прошел ли он через все требуемые ритуалы и обряды. Если человек верит заветному обетованию, то все его существо указывает не на него самого, а переводит наше внимание на Другого. Точно также и знаки этого завета перемещают наше внимание с искупленных на Искупителя. Призывая вас сосредоточить свое внимание на Христе, в котором нет и тени перемены, а не на сердце своем, я не говорю о пренебрежительном отношении к своему сердцу. Поймите, что единственным путем оправдания и примирения с Богом является забвение себя, забвение своего «я».
При ветхом завете, если человек приходил к истинной вере, то его обрезание становилось знаком и печатью завета о грядущем Христе, точно так же, как это произошло и с Авраамом. И хотя многие из тех верующих обрели этот знак в младенчестве, значение обрезания при этом не менялось. В случае, когда человек не приходил к вере, достигнув сознательного возраста, его обрезание, тем не менее, оставалось знаком и печатью Христа. Но, поскольку он только носил этот знак на плоти своей, а сердце его было исполнено лицемерия по отношению к Богу, обрезание не то, что ничего не приносило ему, оно умножало осуждение этого человека пред Богом. Итак, когда иудей лично исповедовал свою веру, понимая суть завета и значение обрезания, от него не требовалось совершения повторного обрезания (да это было и невозможно). Его обрезание, совершенное в младенчестве, было знаком и печатью Христа, который теперь, через веру, был его Господом. Если же человек вырастал, и сердце его было исполнено неверия, то его состояние не меняло значения самого обрезания. Именно