Сестра Джоанна взяла дело в свои руки. Убедила сестру Веронику, что они должны прежде всего думать о репутации школы и церкви и любым способом избежать скандала.
Так сестра Джоанна настояла, чтобы полусгнивший пакет с немыслимым содержимым переместили в садик часовни и перезахоронили под каменной изгородью. Там он будет в полной безопасности, потому что участок земли с часовней не продается новым владельцам. Сестре Веронике было строго-настрого наказано ничего не говорить – даже остальным монахиням.
– Дело решено. Я подозреваю, что вы вряд ли захотите другого исхода, поэтому советую больше никогда об этом не упоминать.
Сестра Джоанна встала с поросшего мхом дерева и отряхнула мантию, словно мы говорили о погоде.
Потом вскользь бросила, что сестра Вероника долго не могла оправиться после того случая.
– А остальные? Больше никто не знает? – потрясенно спросила я.
– Нет. Я так решила. Исключительно в интересах ордена.
Затем сестра Джоанна по очереди посмотрела нам в глаза и ушла. Ни криков. Ни стонов. Ни сочувствия. Вообще ничего.
Я была поражена до глубины души. Убита ее безразличием. Неожиданной развязкой.
Когда администратор передает, что звонила сестра Морис узнать, когда начнется съемка, я больше всего хочу послать всех подальше, но уже поздно. К тому же Эд ждет на месте.
– Давай скажем, что мы заболели!
– Нельзя, Салли.
Мы спорим, затем Салли соглашается поехать, ненадолго.
По-прежнему ошарашенные приезжаем в школу и встречаем у кухни бледную сестру Морис:
– Там неприятности… Наверное, надо вызывать полицию.
На лужайке перед шатром разыгралась бурная сцена, кучка рано прибывших гостей – бывших учениц и учительниц – обступила парочку на огромном мотоцикле. Все ругаются. К моему ужасу, водитель мотоцикла рычит мотором и двигается вперед, словно намерен въехать в толпу. Люди отступают с испуганными криками. Эд вдалеке – снимает. Мотоциклист останавливается вплотную к ближайшим людям и снова угрожающе газует. Потом упирается в землю одной ногой и со смехом снимает шлем. Длинные волосы забраны в хвост. Лицо незнакомое. К счастью, Эда с камерой он пока не заметил. Пассажир снимает точно такой же шлем. Волосы тоже длинные, светлее, чем у водителя, растрепанные и грязные. Я долго присматриваюсь.
– Мелоди Сейдж! – опережает мое восклицание Салли. – Боже правый, это же Мелоди!
Если бы не пшеничный цвет волос, я ни за что не поверила бы. Мелоди совсем не похожа на себя – тощая, с осунувшимся лицом. Дико выпучив глаза, она кричит на собравшихся:
– Пошли прочь, идиотки!
Мотоциклист вновь с ревом заводит двигатель и выруливает к узкой тропинке, ведущей к шатру. Мелоди победоносно визжит, как будто участвует в родео. Вот сейчас они въедут прямо в шатер. Начнут сносить столы. Стенды. Давить людей. Только бы не заметили Эда с камерой – он будет первым!
Салли вытащила телефон, еще несколько человек звонят в полицию. На входе в шатер вдруг появляется мужчина и стоит, выставив вперед руку.
– Мэтью!.. – потрясенно выдыхает Салли, а мотоцикл с ревом несется прямо на него и лишь в последний момент сворачивает.
Мэтью хватает ручку мотоцикла и плечо водителя.
– Приехали! Слезайте оба! Подождем полицию.
Они не слушаются, следует потасовка, мотоцикл валится на землю, придавив Мелоди и ее приятеля. Они с трудом выбираются. Водитель пытается ударить Мэтью, но Мэтью заламывает его правую руку за спину, Мелоди, качаясь и спотыкаясь, грозит ему кулаком:
– Это нападение! Ты на нас напал! Я тебя засужу!
Салли кидается на выручку, я догоняю ее около Мэтью, который, одной рукой удерживая водителя, разговаривает по телефону с участком, рассказывает о происшествии и просит поторопиться:
– Наркоманы. Оба под кайфом. Приезжайте скорей. Мотоцикл надо конфисковать. Возможно, он замешан в другом деле.
Мелоди вдруг опускается на землю, словно вот-вот потеряет сознание. Затем ее тошнит. Когда рвота прекращается, она поворачивается ко мне, вглядывается в мое лицо и показывает средний палец.
– Чего уставилась?
Минут через пять раздается вой сирен, и во двор въезжают две машины. Мэтью общается с полицейскими, предварительно попросив публику отойти подальше.