До сих пор

Здесь нам придется сделать паузу ради пары слов от нашего спонсора. Я провел так много времени на телевидении, что уже привык, что перед кульминацией первой части принято прерываться на рекламу. Однако что касается этой книги, то мы не продавали в ней места для рекламы. Впрочем, реклама будет возможна в издании в мягкой обложке.

…и ощутил бодрость духа. Я участвовал в новой пьесе каждую неделю в течение трех лет. Я выучил речи сотен персонажей. Я был комедиантом, шарлатаном, осужденным жуликом. Той ночью я готов был стать королем.

Возможно, подходящим словом для описания того, как я себя чувствовал, будет «изумленный». Я был абсолютно невозмутим, в ударе, постигшим Дзен, наедине со сценой и зрителями. Каким-то непонятным образом это всё объединилось. Несколько лет спустя я буду сниматься у Рода Стерлинга в «Сумеречной зоне» — это место, где происходят невообразимые вещи, которым нет объяснения. Нет объяснения и моему представлению той ночью. «Что ж, снова ринемся, друзья мои, в пролом» — я будто играл эту роль годами! «Кровь разожгите, напрягите мышцы». «С ним сохранится память и о нас. О нас, о горсточке счастливцев, братьев».

Театральному актеру необходимо как минимум десять представлений перед публикой, чтобы изучить расстановку по времени, потому что реакция зрителей также включается в игру. Зрители реагируют в неожиданных местах, и ты запоминаешь, где оставить время для их реакции. Ведь ты же не хочешь начать следующую фразу, которая может оказаться ключевой в сюжете, во время их хлопков. Таким образом, аудитория становится персонажем пьесы, но ты не видишь этого персонажа до тех пор, пока не выйдешь на сцену.

За исключением той ночи. Я почерпнул от зрителей духовную силу, и она помогла мне исполнить это необъяснимое представление. Почти до самого конца, почти до последних строчек — всего несколько секунд от совершенства.

Пьеса меняет свой ход на последних сценах. После всех величественных и торжественных речей у Генриха имеется несколько игривых сцен с французской принцессой, а затем пьеса заканчивается. Я прошел через все проломы, всю кровь англичан, битву при Азенкуре, весь путь до блестящих острот с принцессой. А затем меня словно ударило.

Входит французская принцесса, а я не помню, что там дальше. И я стою на сцене перед двадцатью пятью сотнями людей, смотрящих на меня в восхищенном ожидании, а в ответ — ничего. Мёртвая тишина. Безнадежность ситуации начала доходить до меня. У меня не было ни малейшего понятия, куда идти, что делать, что говорить. Это было равносильно тому, как ты, будучи на важной деловой встрече, начинаешь представлять боссу свою жену и внезапно понимаешь, что забыл ее имя. И в тот пролом, друзья мои, влилась большая волна страха.

Я оглядел сцену с безнадежностью. За свою жизнь я встречал много тысяч людей, так что порой мне трудно вспомнить имена тех, кого я знал годами. Но пока я буду жить, я никогда не забуду Дона Черри. Дон Черри, с белыми волосами и самыми длинными светлыми ресницами, которые я когда-либо видел. Вот стояло мое спасение. Дон Черри имел фотографическую память. Он знал всю пьесу! Каждую строчку. Во время репетиций, если кто-то забывал реплику, он подсказывал. И он был всего в двенадцати футах от меня, играя мою привычную роль. И тут Генрих подходит к нему и кладет ему руку на плечо — необычная сцена в пьесе, которой не было ни раньше, ни после. Измученный король идет к своему младшему брату и опирается на него, ища поддержки. Я прильнул к нему и спросил: «Что там дальше?»

Но Дон Черри, со своей фотографической памятью, лишь тупо посмотрел на меня. Он понятия не имел. А я в этот самый момент вспомнил слова, которые должен был произносить, и продолжил игру успешно до самого конца. Мне рукоплескали стоя. Даже все актеры аплодировали. Критики полюбили спектакль, хваля мои инстинктивные и оригинальные перемещения по сцене и мою с паузами интерпретацию роли. Это был один из величайших моментов моей жизни.

Той ночью я понял, что я актер. Теперь бы только найти способ получать сотню баксов в неделю.

В Стратфорде я поднялся от эпизодических ролей и статистов до ведущего актера таких спектаклей, как «Юлий Цезарь», «Укрощение строптивой», «Венецианский купец». Во время нашего третьего сезона Гатри возродил пьесу, которую он с огромным успехом ставил в Англии, — его собственную версию «Тамерлана Великого» Кристофера Марло. Энтони Куэйлу досталась главная роль, и Гатри сказал мне: «Когда мы возьмемся за нее, ты будешь играть Узумхазана — вторую главную роль». Вторая главная роль, как оказалось, состояла в основном из переноса Энтони Куэйла по сцене в паланкине. Но, очевидно, я очень хорошо с нею справился, потому что Гатри назвал меня «самым многообещающим актером фестиваля» того года. Постановки Стратфордского театра получили такие хорошие отклики, что легендарные бродвейские продюсеры Роджер Стивенс и Роберт Уайтхед решили позвать нас в НьюЙорк.