Читаем До сих пор полностью

В нескольких кварталах от моего дома был отель, с буфетом всё-что-вы-можете-съесть-за-два-с-половиной-доллара (канадских). И чтобы сэкономить, большинство вечеров я питался именно там. Ранним вечером это был семейный ресторан. Туда могли прийти работяги с жёнами и детьми и хорошо покушать, а затем вернуться обратно в очередь и поесть снова. Это было веселое семейное место, оглашающееся громкими голосами болтающих матерей и отцов и их вопящих детей. Оно было наполнено жизнью, а я сидел там, такой одинокий, каждый вечер и читал книгу. Я сидел так несколько часов, пока не закрывали кафетерий. Мне больше некуда было идти.

К восьми часам семьи расходились. И в лобби этого обшарпанного отеля после закрытия кафетерия открывался захудалый бар. Я перебирался в бар, и начиналась другая жизнь. Это было как второе кино на двойном сеансе. Первым шел фильм для семейного просмотра, а после перерыва — фильм для взрослых. Как только семьи уходили, появлялись проститутки. Хотя потребовалось некоторое время, прежде чем я осознал, что это был мотель, где можно было снять комнаты на час; бордель. Девицы подбирали себе кавалеров в баре и отводили их в комнаты наверх. А я сидел и смотрел на это, как до того смотрел на семьи.

Спустя некоторое время девицы привыкли, что я всегда там сижу, и подходили поболтать. Потом они вставали, шли наверх и снова возвращались. Я не помню, о чем мы говорили, но помню, что даже не решался заикнуться о том, что происходило наверху. Для меня это просто была беседа, взаимодействие с другим человеком. Никакого сексуального подтекста; сама мысль о плате за секс не приходила мне в голову. То было бы самой худшей чертой приживалы — приживала платит за секс.

Много лет спустя я снимусь в фильме под названием «Секреты женатого мужчины», в котором сыграю роль мужа-пуританца, одевающегося в пиджак и галстук к семейному обеду. Мишель Филипс сыграет мою жену, а Сибилл Шепард — девушку по вызову, любящую только деньги. В одной из сцен я сижу в баре рядом с ковбоеподобным типом, который, взглянув на проститутку, восхищенно говорит: «Ого! Вот кто научит меня петь йодлем. За деньги».

Но у меня всё было по-другому. Я сидел в баре, и те девицы были моими друзьями. Почему я не интересовался их личной жизнью, я не знаю, но это было темой, которой мы никогда не касались. Так что я сидел там с ними неделя за неделей, месяц за месяцем, ища работу днем, коротая ночи, в ожидании открытия следующего сезона Стратфордского Фестиваля, чтобы вновь обрести некий авторитет.

Однажды ночью одна из этих девушек отвела меня к себе домой. Она не была так уж намного старше меня, но казалась очень опытной. И она впустила меня в свою жизнь и стала моим учителем. Мы спали в ее спальне, пока другие девицы, с которыми она делила квартиру, болтали в гостиной. Так начались отношения, продлившиеся несколько месяцев. То не было любовью; мне не любили друг друга, но это были очень тёплые, спокойные и заботливые отношения. Она заботилась обо мне и предложила мне всю себя. Это было очень приятно.

Несколько месяцев спустя я написал пьесу «Мечты» для Си-Би-Си. У меня была главная мужская роль, а на главную женскую выбрали красивую девушку; звали её Глория Розенберг, и я влюбился в нее. Буквально и фигурально она была женщиной моей Мечты. Тем чудесным летом я звонил ей из Стратфорда каждый вечер. Мы разговаривали так часто, что оператор жалел меня и разрешал звонить бесплатно. Я не вписывался ни в одну из групп, сформировавшихся в Стратфорде, и был очень одинок там без нее. В итоге я сказал ей: «Я люблю тебя, пожалуйста, приезжай!» И она примчалась, чтобы быть со мной вместе, это было так романтично. Казалось, что единственное, что мне надо сделать, это попросить ее выйти за меня.

Выйти за меня? Да я знаю ее всего четыре месяца! После того, как она уехала домой готовиться к свадьбе, я начал задумываться, было ли это хорошей идеей. Однажды вечером, я помню это очень хорошо, меня застигла гроза. И пока лил дождь и бушевал ветер, а гром грохотал над головой, мне показалось, что я переживаю события шекспировской пьесы. Это был невероятно драматический момент, и у меня не было никого, с кем бы я мог поделиться переживаниями; я был так одинок и так влюблен. Вот так мы и поженились.

В конце сезона мы вернулись в Торонто. Помню, как одним холодным вечером мы вышли с Глорией и ее родителями из театра. И пока мы там стояли, я увидел свою проститутку, идущую по тротуару. На ночную работу. Я могу закрыть глаза — она до сих пор стоит у меня перед глазами: короткое платье, яркие рыжие волосы, черные туфли. Но когда я увидел ее, я повернулся к ней спиной. Мне было стыдно, я смутился, испугался, что она узнает меня, когда пройдет мимо.

Она была очень мудра; когда она поравнялась со мной, то ничем не выдала, что знает меня, хотя и ощутила мое присутствие. Как только она прошла, я обернулся, и она обернулась тоже. Я знаю, что она заметила меня, но продолжала идти. И она ушла — а я больше никогда не видел ее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное