Читаем До сих пор полностью

Это была женщина, пригревшая наивного неопытного мальчика из среднего класса, чужака фактически, и давшая мне уют, в котором я отчаянно нуждался. А потом, когда у меня всё наладилось, я повернулся к ней спиной. В общем, то было настоящим позором для меня — я повернулся спиной к человеку, который был очень добр ко мне. Тот момент я не забуду никогда и я до сих пор чувствую стыд.

Если это может послужить хоть каким-то оправданием, то я был влюблён, впервые в жизни. Конечно, я тогда абсолютно не имел понятия, что такое любовь, но Глория была прекрасна и молода, она влекла меня, и когда я был с ней рядом, я чувствовал нечто особенное. То чувство, должно быть, любовь, — решил я. Она была актрисой, известной под именем Глория Рэнд. Ах, как здорово, — подумал я, — у нас общая любовь к театру, у нас одинаковые мечты.

Как я понял, имеется только одна проблема, когда женятся два актера, — они оба актеры! Актерам присуще зацикливаться на чем-то своем, быть самовлюбленными и довольно часто соперничать. Одной мечты недостаточно для двоих. Если две карьеры прогрессируют примерно одинаково, то это замечательно. Но когда один из них имеет успех, в то время как другой должен сидеть дома с детьми, то это совсем не замечательно. Это сложно. Конечно, мы с Глорией не знали этого. Мы оба были молоды и …

О, я только что узнал из статьи в «НьюЙорк Пост», перечисляющей сто наилучших каверов на песни всех времен и народов, что мой кавер на «It Was a Very Good Year» Фрэнка Синатры занял 60-е место, опередив кавер Элтона Джона на «Lucy in the Sky with Diamonds» (72-е место) и Джо Кокера с «With a Little Help from My Friends» (86-е место). Себе на заметку: сделать кавер на каждую когда-либо написанную песню.

Итак, Глория и я были молоды и … и молоды. И это всё объясняет.

Мы оба хотели работать в Америке, поэтому мы взяли 750 долларов, что я выиграл в Стратфорде как «самый многообещающий актер», и переехали в НьюЙорк. Мы въехали в маленькую квартирку, расположенную в квартале Джексон Хайтс (район Квинс), в четырех остановках на подземке от Бродвея.

Как раз в то время состоялся мой дебют на американском телевидении. Подозреваю, что именно благодаря моему немалому опыту актера престижного Стратфордского Фестиваля мне предложили роль, которая потребовала приложения всех моих многочисленных талантов. Мне дали возможность создать образ Рейнджера Боба в «Хауди Дуди Шоу» — главная роль наряду с несколькими марионетками и живым клоуном по имени Кларабель, который вместо того, чтобы говорить, отвечал с помощью велосипедного гудка. «Как поживаешь, Кларабель?»

Гудок, гудок.

Нужно признать, что это сокращало диалог между нами. Да и Кларабелю было необычайно легко запомнить свои гудки. Но ограничивало в действиях актера, вынужденного играть в паре с клоуном, который лишь гудит. Хороший актер отвечает на любую эмоцию, обращенную к нему другим актером, а в этом шоу я иногда даже и не знал, как лучше реагировать на весь этот набор гудков.

На канадском телевидении мои дела шли более успешно. Моя первая главная телевизионная роль в Канаде была в трагедии Германа Мелвилла «Билли Бадд» с Бэзилом Ретбоуном в одной из главных ролей. Бэзил Ретбоун! Да я вырос на его Шерлоке Холмсе! Он был очень уважаемым театральным и киноактером, но это было одно из его первых, если не самым первым, появлений на телевидении в прямом эфире. Некоторые задавались вопросом, а как он сыграет — ведь много актеров-ветеранов имели трудности при переходе на ТВ, — но во время репетиций у него не было ни капли волнения.

«Знаешь, почему я не нервничаю?» — спросил он меня.

Я слышал, как уверенность многолетнего опыта резонирует в его голосе, и отрицательно помотал головой.

«Потому что в Соединенных Штатах телевизор смотрят от тридцати до пятидесяти миллионов человек, а в Канаде — всего лишь от пяти до десяти миллионов».

Ох. Всего лишь десять миллионов? Такое объяснение показалось мне абсурдным, но если оно работает для него, эй, может, в этом-то всё и дело? В вечер телепоказа он был совершенно спокоен. Это была просто еще одна роль. Мы вышли в эфир, и первая часть шла очень хорошо, как раз до того момента, как он вышел на палубу корабля и наступил в ведро. Его нога застряла в ведре, и он не мог ее вытащить. Камера снимала только его верхнюю часть тела, поэтому никто из зрителей не мог видеть, как он отчаянно трясет ногой, пытаясь ее высвободить. Он старался так, что забыл свои реплики. А забыв свои реплики, он начал потеть. Мы пытались подсказать ему слова, но это было очень трудно сделать, ведь мы без остановки смеялись. Это походило на мультфильм: Бэзил Ретбоун с ногой в ведре, ковыляющий по сцене. То была катастрофа. Но, к счастью, ее видели только десять миллионов канадцев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное