Читаем До свидания, мальчики! полностью

— Ладно. Степик пусть сдохнет. Степика мне не жалко, — сказала Катя.

Инка сказала:

— Володя, давай выпьем, чтоб она сдохла. Давай?

— Кто она?

— Ну та… — сказала Инка, и замолчала, и стала смотреть в море. — Ну, помнишь, на которую ты смотрел на пляже, — Инка засмеялась и заглянула мне в глаза.

— Пожалуйста, — ответил я. И когда пил, мне даже в голову не пришло, что женщина, о которой говорила Инка, была на пляже с Джоном Данкером. Инка пила и вдруг протянула над столом свой бокал. Я оглянулся. Женщина за соседним столиком улыбалась Инке и держала перед собой бокал. Она встала и подошла к нам.

— Можно?

Жестянщик принес ей стул и вернулся на свое место.

— Кончили десять классов? — спросила женщина.

— Кто вам сказал?

Женщина пожала плечами:

— Нетрудно догадаться. Моя сестренка тоже кончила десять классов.

— Очень трогательно, — сказал Сашка. — У вас есть сестренка, и она кончила десять классов.

— А что вы кончили? — спросил я.

— Я геолог.

— Очень трогательно. Вы геолог, а ваш сосед капитан дальнего плавания, — сказал Сашка.

— Ну и что же? — спросила женщина. Она еще улыбалась, но, по-моему, уже жалела, что подошла к нам, — это по глазам было видно.

Женя сказала:

— Выпьем за всех, кто в этом году кончил десять классов, и пусть сбудутся все их желания.

Женщина протянула свой бокал, она принесла его с собой, и девочки чокнулись с ней, а мы переглянулись и даже не притронулись к своим бокалам.

— На вид такие милые, а на самом деле злые…

Женщина пошла к своему столику. Мы не могли ей сказать, что наши желания уже не сбылись. А если бы и могли, то ей все равно бы этого не сказали. Жестянщик подошел за стулом. Он постоял, и я видел, как побелели его пальцы, сжимавшие спинку. Он ушел, а Инка сказала:

— Ну зачем ее обидели? Зачем обидели?

— Она, наверно, ничего о нем не знает. Надо ей рассказать, — сказала Катя.

— Мы уже пробовали. С нас хватит, — сказал я.

— Я ей все равно расскажу. Увижу на пляже и расскажу, — сказала Женя.

— Ничего ей не надо рассказывать. Ну зачем рассказывать? — спросила Инка.

Мы не злились на женщину. Просто у нас в голове не укладывалось, что геолог может быть в одной компании с Жестянщиком. Во внутреннем зале проигрывали через усилитель пластинки, а танцевали на веранде. Сашка до того обнаглел, что пошел с Катей танцевать. Сам не знаю как, но они танцевали. Я тоже попробовал, но у меня ничего не получилось. Инка могла танцевать, а я нет. Просто я никогда не занимался этим делом. Потом мы плевали в море. Стояли у перил и плевали. Первой начала Инка. На волнах покачивалась горлышком вверх бутылка, и Инка старалась до нее доплюнуть. Дурной пример заразителен, особенно если кругом много пьяных. Они стояли у перил и плевались. Одной бутылки на всех не хватило, и каждая новая компания кидала свою бутылку. Пришел директор «Поплавка» и стал всех стыдить. Но мы в это время уже сидели на своих местах.

Инка и Катя куда-то уходили. Маруся стояла в простенке между открытыми окнами внутреннего зала. Я долго смотрел на нее. Она опиралась плечом в простенок и смотрела «в никуда»: просто стояла с открытыми глазами. Глаза у нее были прозрачные, как у морских девчонок, а полные губы слегка подкрашены и все равно были бледные, и на щеках вместо ямочек проступали морщинки. Когда ее подзывали, она подходила и слушала, глядя куда-то поверх голов. Посетителей Маруся называла «гостями». По-моему, она от них устала и была о них невысокого мнения. Маруся оглянулась и подошла ко мне.

— Что, Володя? — спросила она.

— Ничего. Ты очень красивая.

— Была, — сказала Маруся и провела по моим волосам белой и крупной рукой с ярко накрашенными ногтями. — Сейчас принесу чебуреки, — сказала она.

Мы поели чебуреки. Инка отдала мне половину своей порции.

— Это за мороженое, — сказала она.

Я теперь часто оглядывался назад, но веранда все равно плыла. Хорошо, что больше не осталось вина. Его всего было две бутылки. Зато крем-соды было много. От нее пощипывало в носу и прояснялась голова. Не знаю, зачем пить вино, когда есть крем-сода? Правда, такой крем-соды, как тогда, теперь почему-то нет. А может быть, мне так просто кажется. Инка крикнула:

— Смотрите! — и протянула палец.

Солнце уже давно село, и в чуть розоватом воздухе синели плоские очертания гор. Они стояли на воде похожие на вертикальные тени. Жестянщик за столом с видом бывалого капитана объяснял своим друзьям:

— Это морской мираж. Такой же мираж видели матросы Колумба.

Много он понимал: мираж! Просто в такой прозрачный и тихий вечер всегда видны были горы Южного берега. Не знаю, зачем придумывать, когда и без этого и вечер, и море, и горы были так хороши. Мне было бы совсем хорошо, если бы я время от времени не вспоминал, что никогда не уйду в море на борту военного корабля. Горы синели и постепенно сливались с небом и морем. Подошла Маруся.

— Вот и все, — сказала она. — Вы довольны?

Нам очень не хотелось уходить, но Маруся сказала, что внизу ждет много «гостей». На веранде давно зажгли свет, и, когда мы уходили, огни отражались в маслянисто-черной воде. Маруся проводила нас до лестницы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Повести

Похожие книги

Коммунисты
Коммунисты

Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его.Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона. Развитие сюжета строго документировано реальными историческими событиями, вплоть до действий отдельных воинских частей. Роман о прошлом, но устремленный в будущее. В «Коммунистах» Арагон подтверждает справедливость своего убеждения в необходимости вторжения художника в жизнь, в необходимости показать судьбу героев как большую общенародную судьбу.За годы, прошедшие с момента издания книги, изменились многие правила русского языка. При оформлении fb2-файла максимально сохранены оригинальные орфография и стиль книги. Исправлены только явные опечатки.

Луи Арагон

Роман, повесть
~А (Алая буква)
~А (Алая буква)

Ему тридцать шесть, он успешный хирург, у него золотые руки, репутация, уважение, свободная личная жизнь и, на первый взгляд, он ничем не связан. Единственный минус — он ненавидит телевидение, журналистов, вообще все, что связано с этой профессией, и избегает публичности. И мало кто знает, что у него есть то, что он стремится скрыть.  Ей двадцать семь, она работает в «Останкино», без пяти минут замужем и она — ведущая популярного ток-шоу. У нее много плюсов: внешность, характер, увлеченность своей профессией. Единственный минус: она костьми ляжет, чтобы он пришёл к ней на передачу. И никто не знает, что причина вовсе не в ее желании строить карьеру — у нее есть тайна, которую может спасти только он.  Это часть 1 книги (выходит к изданию в декабре 2017). Часть 2 (окончание романа) выйдет в январе 2018 года. 

Юлия Ковалькова

Роман, повесть
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман