Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

И тут две наши истории сходятся воедино. Из скромного спора с креационистами и «пуританами» выросли два полноценных и связанных между собой вызова легитимности либеральной науки. Вместе они представляют собой наиболее концептуально убедительные и серьезные аргументы со времен великих баталий между наукой и религией. Суть первого из них заключается в том, что либеральная интеллектуальная система нечестна, суть второго — что она вредоносна, и оба предполагают, что посему ее нужно регулировать. Нечестно неравноправие: например, исключать креационизм из школьной программы по биологии, афроцентризм — из программы по истории, а христианскую науку — из медицинского мейнстрима. Поэтому с неравноправием пора кончать. А оскорбительные слова и идеи причиняют боль, поэтому кончать пора и с ними.

Вызов со стороны человеколюбия наиболее опасен из этих двух. Если в нашем моральном кодексе закрепится принцип, согласно которому оскорбленный человек, чувства которого пострадали, имеет право на извинение и возмещение вреда, мы заплатим за это большую цену. Крайне важно понять, что принцип человеколюбия убийственен не случайно, а по самой своей сути — для интеллектуальной свободы и продуктивного, мирного поиска знания. Этот принцип направлен не только против свободы слова, но и против самой либеральной науки. Он равно опасен в тех случаях, когда его исповедуют исламские фундаменталисты («Рушди обязан извиниться перед мусульманами»), христиане или активисты, защищающие права меньшинств («Энди Руни обязан извиниться перед „каждым членом нашего общества, который почувствовал себя оскорбленным“»). Он ведет к идее, что людей надо наказывать за то, что они имеют неправильные или вредные взгляды. Иными словами, он ведет к инквизиции.

Я надеюсь показать, что претензии поборников человеколюбия и эгалитаристов на позицию морального превосходства неправомерны и что единственная по-настоящему гуманная система — это интеллектуальный либерализм, даже при том, что он допускает и иногда поощряет оскорбления. Я надеюсь показать, что люди, которых «ранили словами», не имеют морального права на компенсацию. Каков верный ответ человеку, требующему возместить ему ущерб за оскорбление? «Очень жаль. Но это не смертельно». Что касается тех, кто призывает наказывать «расистов», «гомофобов», «сексистов», «богохульников», «коммунистов» или какие там еще страшилки в этот момент на повестке дня, эти люди — противники исследования, их протесты следует игнорировать и им никогда нельзя потакать.

В этой книге я попытаюсь обосновать следующие тезисы. Во-первых, что существуют не две великие либеральные социально-политические системы, а три. Одна из них — это демократия, политический либерализм, и с ее помощью мы решаем, кто имеет право использовать силу; другая — это капитализм, экономический либерализм, и с ее помощью мы решаем, как распределять ресурсы. И третья — это либеральная наука, и с ее помощью мы решаем, кто прав.

Во-вторых, либеральная наука до сих пор была потрясающе успешна, причем не только в плане развития технологий, но, что гораздо более важно, в деле установления мира и строительства социальных мостов. Ее огромные достоинства — способность выявлять и примирять разные точки зрения — проявляются не случайно: они ей внутренне присущи. Однако ее недостатки — то, что она может приносить боль и страдания, приводит к появлению множества проигравших и аутсайдеров, может дезориентировать и выбить из колеи, допускает и даже поощряет предубеждения и предвзятость, — тоже внутренне ей присущи. И сегодня эта система снова подвергается атаке.

В-третьих, атакующие пытаются разрушить два социальных правила, которые делают либеральную науку возможной. (Я обозначу их в следующей главе и подробнее проанализирую в остальных частях книги.) Чтобы система функционировала, нужно стараться следовать этим правилам, даже если не хочется. К сожалению, многие их забывают, игнорируют или находят оправдания, чтобы им не следовать.

В-четвертых, с этой тенденцией надо бороться, потому что альтернативы либеральной науке напрямую ведут к авторитаризму. А интеллектуальный авторитаризм — хотя когда-то в Америке он был прибежищем религиозных людей и правых — теперь стал популярен среди нерелигиозных людей и левых.

В-пятых, новый подъем авторитаризма провоцируют три идеалистических мотива. Фундаменталисты хотят защитить истину. Эгалитаристы хотят помочь угнетенным и вернуть права тем, кто их лишен. Поборники человеколюбия хотят покончить с вербальным насилием и болью, которую оно причиняет. Эти три мотива теперь работают сообща.

В-шестых, фундаментализм, если разобраться, не имеет отношения к религии. Его суть — в невозможности по-настоящему допустить, что ты можешь быть неправ. Для отдельных людей такой фанатизм естественен и в разумных пределах даже желателен. Но когда он становится основой интеллектуальной системы, он несет в себе угрозу для свободы мысли.