Есть много причин, по которым стоит почитать Платона: красота и гибкость его мысли, восхитительный образ Сократа; но, конечно, прежде всего его следует открыть для того, чтобы ужаснуться. Возьмите сочинение «Республика» — общепризнанный источник западных ценностей, — и вы увидите, что, заглянув за сверкающий фасад платоновской риторики, можно лицом к лицу столкнуться с этикой тоталитарного режима. Именно против «Республики» Платона восстали Джон Локк, Давид Юм и другие отцы либеральной эпистемологии, и именно ее они в конце концов ниспровергли. Но, хотя они и отодвинули платоновскую «Республику» на второй план, они не убили в ней жизнь. Блестящая концепция Платона мгновенно располагает к себе, и нужно хорошенько подумать, чтобы понять, что с ней не так. Она обещает правление просвещенных и гуманных, освобождение от безрассудных и глупцов, защиту от неопределенности и изменений. Сегодня, как и раньше, она склоняет миллионы людей — в том числе многих американских интеллектуалов — к политическому регулированию мысли.
Справедливости ради, у Платона есть и светлые черты. Как и мы все, он многогранен, и любой найдет, за что его полюбить. Каждому либералу импонирует образ Сократа, который учил людей применять метод скептического вопрошания и понимать значение интеллектуальной скромности — то есть не забывать о разнице между тем, что знаешь, и тем, что только
Идеальная республика Платона, его видение хорошего политического режима, строится на следующих принципах.
Основополагающий принцип — это полная личная преданность и подчинение себя благу государства. Государство должно контролировать браки и деторождение, чтобы регулировать качество и численность населения — в частности, чтобы не разбавлялись гены правящего класса (стражей). Чтобы сохранить генофонд, «младенцев, родившихся от худших родителей или от родителей, обладающих телесными недостатками», нужно укрыть «как положено, в недоступном, тайном месте»[8]. Семьи в правящем классе нужно упразднить, а детей растить коллективно, так что «все жены этих мужей должны быть общими, а отдельно пусть ни одна ни с кем не сожительствует. И дети тоже должны быть общими, и пусть родители не знают своих детей, а дети — родителей»[9]. Точно так же нужно упразднить в правящем классе и частную собственность — чтобы избавиться от самой идеи частного или личного интереса: «Поэтому они не будут склонны к распрям, которые так часто возникают у людей из-за имущества или по поводу детей и родственников»[10].
Государство сможет привить своему административному классу необходимые убеждения и добродетели только в том случае, если будет строго и бдительно контролировать высказывания, в том числе поэтические. «Прежде всего нам, вероятно, надо смотреть за творцами мифов»[11]. Музыка, если за ней не наблюдать, тоже может быть опасна. Не спасется даже сам Гомер. «Мы извиняемся перед Гомером и остальными поэтами — пусть они не сердятся, если мы вычеркнем эти и подобные им стихи»[12], — говорит Платон, процитировав в качестве примера строчки, которые будут уничтожать. Но и это еще не все: за всеми ремесленниками, художниками и мастерами должны тщательно следить надзиратели, чтобы те не «воплощали в образах» «что-то безнравственное», а «кто не в состоянии выполнить это требование, того нам нельзя допускать к мастерству, иначе наши стражи, воспитываясь на изображениях порока… много такого соберут и поглотят»[13]. Одним словом, никакая форма самовыражения не укроется от государственных щупальцев. Чтобы не произошла «порча», государство нужно «оберегать … от нарушающих порядок новшеств в области гимнастического и мусического искусств»[14]. Именно так Сталин и его приспешники контролировали инновации Шостаковича.