Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

Погоня за славой — это гонка до следующей проверки: не для того, чтобы закончить игру (игра никогда не кончается), а для того, чтобы сделать следующий ход. Система всегда находится в движении, и в ней часто бывает очень высокая конкуренция. «Лаборатории в США и Европе наперегонки пытаются понять, существуют ли еще неоткрытые семейства фундаментальных субъядерных частиц. До финиша осталось всего несколько месяцев», — пишет New York Times^{6}, и эта статья больше походит на спортивный репортаж. Институционализация любопытства внутри системы и нацеленность на проверку необходимы для того, чтобы система могла быстро приспосабливаться. Если вам нужно защитить идею, вы должны быть готовы быстро думать и отражать неожиданные атаки, иначе вы проиграете. Постоянные проверки требуют постоянных поправок — как в головах отдельных людей, так и в сознании всего сообщества.

Сказанное не означает, что каждый в системе всегда готов с легкостью менять свое мнение; это невозможно и, в общем-то, нежелательно. Хотя популярный образ ученого предполагает, что он спокойно следует за ходом эксперимента, куда бы он его ни привел, любой, кто взглянет на науку поближе, быстро обнаружит, что это не совсем так (и неудивительно). Физика, психология, история — все эти науки подпитываются упрямством: люди занимают определенные позиции и отстаивают их. Ученые часто отказываются менять свое мнение; в качестве крайней меры они иногда утверждают, что последующие исследования подтвердят их правоту. Так делал Дарвин, когда его теория эволюции столкнулась с серьезными возражениями со стороны генетиков и сторонников идеи о происхождении жизни в геотермальных источниках. (Дарвин упрямо стоял на своем, хотя, наверное, более «научно» было бы признать поражение; но последующие исследования действительно подтвердили его правоту.) Часто люди проводят эксперименты и затевают исследования не потому, что искренне хотят найти истину, а просто для того, чтобы защитить свое устоявшееся мнение или кому-нибудь насолить.

И до некоторой степени это нормально. Важно понимать, что игра в науку дает уверенность, что правильный ответ будет «найден», — но только если играть по правилам, то есть прислушиваться к критике и оставаться в игре даже тогда, когда все складывается против вас. Если вы это делаете, то можете быть сколь угодно догматичны — недогматична будет система. Знакомый научный журналист однажды сказал мне про одного известного биолога: «Он ужасно категоричен, но прекрасно знает правила игры». До тех пор пока этот биолог следует правилам — не претендует на решающее слово и на личную власть, — его упрямство выгодно обществу, так как заставляет его оппонентов работать упорнее (хотя сам он рискует в конце концов остаться в одиночестве и забвении). Великий геолог Чарльз Лайель в 1875 году сошел в могилу, будучи противником идеи об эволюции человека, а Эйнштейн так и не смог принять фактора случайности в квантовой теории («Бог не играет в кости»). Система адаптируется даже в том случае, если многие ее участники этого сделать не могут.

Гениальность либеральной науки не в том, что она искореняет догмы и предубеждения, а в том, что она удачно их использует — сталкивает одну догму с другой, одно предубеждение с другим, делая их таким образом социально продуктивными. Наука остается беспристрастной, даже если отдельные ученые не таковы. «Одна из сильных сторон науки, — писал философ и историк науки Дэвид Ли Халл, — заключается в том, что ученым не обязательно быть беспристрастными — нужно только, чтобы у разных ученых были разные пристрастия»^{7}.

Это принципиальный момент. Креационисты и борцы за права меньшинств требуют, чтобы в учебниках им отводили столько же места, сколько и их оппонентам, и один из самых искусительных доводов этих людей таков: дарвинисты и европоцентристы так же подвержены предубеждениям, как и креационисты с афроцентристами. На это можно ответить, что да, конечно: эволюционисты и европоцентристы пристрастны. Пристрастия и предубеждения — это то, что делает нас людьми и зажигает наши умы. Но осуждения достойны не предубеждения сами по себе, а предубеждения, которые никто не проверяет. Идея либеральной науки не в том, чтобы быть свободными от предубеждений (это невозможно); суть в том, чтобы признать, что ваше личное предубеждение может быть ошибочным, и представить его для публичной проверки — на суд людей, придерживающихся иных точек зрения.