Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

По мере того как мы проверяем и критикуем друг друга, пытаясь найти общий язык, по мере того как предложенные нами идеи рассыпаются и мы предлагаем новые, развивается наше знание. Созданная таким образом картина мира — это не аккуратный набор согласованных утверждений, выстроившихся в ряды под соответствующими заголовками; это бурлящее море гипотез, находящихся в постоянном движении, непрерывной конкуренции и противоречии друг с другом. Ядро наших современных знаний (например, «Земля вращается вокруг Солнца») уже неплохо устоялось, а вот периферия представляет собой исследовательское буйство. Причем все это крикливое предприятие еще и постоянно себя переизобретает.

Конечно, у либеральной науки много недостатков. Она допускает досадные промахи. Она позволяет большому количеству людей работать над, возможно, не самыми важными проблемами. Но в целом, когда вы даете людям свободу проверять любого в процессе публичной критики и борьбы за поддержку, вы закладываете основу социальной системы, обладающей непревзойденной способностью вдохновлять и организовывать творческую деятельность.

* * *

До сих пор я говорил в основном о научном аспекте либеральной науки. Но ее либеральный аспект не менее важен. Содержание научных правил имеет большое значение для понимания не только их политических и моральных последствий, но и их эффективности.

Правила «Никто не имеет права на решающее слово» и «Никто не обладает личной властью» — это не просто технические инструкции для интеллектуалов-профессионалов. В социальном плане это моральные заповеди, этические идеалы. Они формируют эпистемологическую конституцию либерального общества. Накладывая на нас обязательство проверять мнения и поощрять (а не ограничивать) критику, научные правила полностью лишают моральной силы тех, кто ратует за авторитаризм мысли. Платоновский правитель-философ сказал бы, что если центральная власть неспособна контролировать слова и помыслы обычных людей, то она аморальна и некомпетентна; научные правила же переворачивают платоновскую этику с ног на голову. Если верить в либеральную мораль критики и проверок, любые попытки осуществлять политический контроль над знанием и человеческими убеждениями будут считаться порочными. И это важно понимать в условиях, когда у платоновской этики по-прежнему много сторонников.

Все это я осознал летом 1988 года, за полгода до того, как Хомейни повелел умертвить Рушди. Тогда компания Universal Pictures выпустила фильм «Последнее искушение Христа», который спровоцировал волну ярости со стороны христианских фундаменталистов по всем Соединенным Штатам. Некоторые детали образа Иисуса в этом фильме не соответствовали традиционному христианскому мировоззрению. Мы видим, как герой картины колебался, принимать ли ему мессианскую ношу, возложенную на него Богом, как искушался фантазиями о сексе с женщиной, об отцовстве и жизни простого обывателя. 11 августа двадцать пять тысяч человек прошли в Лос-Анджелесе маршем с пением псалмов и хоралов, выступая против компании Universal. На плакатах было написано: «Читайте Библию», «Иисус никогда не грешил», «Не позволим высмеивать Бога» и т. д. Некоторые христиане требовали запретить фильм; вскоре после этого некие налетчики попытались взять дело в свои руки — ворвались в кинотеатр в Солт-Лейк-Сити, украли пленку и порезали экран. Выражения гнева и призывы запретить картину продолжались, несмотря на то что практически никто из христиан ее не смотрел, чего они сами даже не отрицали. Они протестовали против того, что слышали о фильме до его выхода и читали в черновом варианте сценария (который к финальной версии изменился). Прежде всего они были против самого существования версии жизни Христа, противоречащей той, которую они почитали. Для них этот фильм был оскорблением объективной истины об Иисусе. И они бы с большим удовольствием его уничтожили.

Мне такое поведение всегда казалось одинаково порази тельным и отвратительным. Когда шли протесты против «Последнего искушения Христа», я подумал: что-то не могу припомнить толп разъяренных астрономов, которые требовали бы запретить неортодоксальные астрономические теории. Не слишком много крови пролилось и в битвах между племенами экономистов, которые пытали и убивали бы друг друга из-за разногласий по поводу эффективности рынков. Я никогда не слышал о том, чтобы ученые или либералы пробовали очистить библиотеки или исторические книги от необычных или дискредитировавших себя теорий либо организовывали инквизицию по отношению к несогласным.