Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

Мы настолько привыкли воспринимать как данность отсутствие чисток и инквизиций среди участников научной игры, что забываем, насколько это на самом деле необычно. «Вплоть до конца XVIII века, — пишет историк Артур М. Шлезингер-младший, — пытки были обычным методом дознания как в католической церкви, так и в большинстве европейских стран»^{20}. Можно изобразить значительную часть человеческой истории, просто прочертив длинные линии религиозных войн, которые происходили между культурами и внутри них. Войны за веру до сих пор продолжаются как внутри ортодоксальных групп самого разного толка, так и между ними. Но в обществе критиков они практически полностью исчезли. Либеральная наука принесла с собой мир.

Простое объяснение всегда звучало так: использование силы для решения споров об окружающем мире сошло на нет, потому что веру сменил разум. Однако никто до сих пор не смог толком объяснить, что же такое разум и чем он отличается от веры. (Почему для обычного человека верить в дарвиновскую теорию происхождения человека — это «разум», а в библейскую — это «вера»?) На самом деле в основе либеральной науки тоже лежит вера в ее правила; цель системы не в том, чтобы обойтись без веры, а в том, чтобы успешно ею управлять. Многие ученые это понимают. «Рассуждать о науке и ее постоянном прогрессе, — писал химик и философ науки Майкл Полани, — значит разделять веру в ее фундаментальные принципы и в честность ученых, которые эти принципы применяют и совершенствуют»^{21}.

Религиозные активисты часто жалуются, что правила либеральной науки («светского гуманизма») — это тоже своего рода вера, а потому они не заслуживают особого к себе отношения. И отчасти они правы. Вера в либеральную науку — это и правда вера, но особого отношения эти правила все-таки заслуживают: не только потому, что либеральная наука лучше всех других общественных режимов умеет мобилизовать ресурсы для производства знания, но и потому, что она антиавторитарна по своей природе. Это важно, если свобода мысли для вас что-то значит. Средневековая инквизиция закончилась не по той причине, что люди стали меньше верить, а потому, что они научились помещать свою веру в рамки либеральных общественных институтов. Они подчинились правилам, согласно которым никто не может быть свободен от проверки и никто не руководит всем процессом. Таким образом они установили основополагающий политический порядок либерального интеллектуального сообщества: никто конкретно не обладает властью для разрешения противоречий. И именно этот «никто конкретно» и есть наилучший кандидат для того, чтобы вручить ему эту огромную власть.

То есть по самой своей природе научные правила разбивают политическую легитимность интеллектуального авторитаризма. «Истина была дарована исключительно апостолам и их последователям», — объявил папа Иоанн Павел II в 1989 году^{22}. В либеральной культуре такое заявление — по сути, захват власти — звучит неправомерно и отвратительно. Любой, кто пытается получить контроль над индустрией знания («дела обстоят так-то и так-то, потому что я так сказал»), теряет право в ней участвовать. То же самое касается людей, которые претендуют на окончательное слово. В либеральном обществе единственный легитимный способ решить, кто прав, — это свободная публичная проверка каждым каждого, свобода критиковать и задавать вопросы, точно так же, как в демократическом обществе единственный легитимный способ выбора политической власти — это открытое всенародное голосование. Остальные варианты не работают. Все — будь то папа римский, пропагандист, антикоммунист, антирасист, — кто пытается заглушить критику или не допустить к власти людей с иными мнениями, имеют моральное право лишь на то, чтобы их игнорировали.

«Если полного согласия нельзя достичь иным образом, — писал Пирс, — то поголовное избиение всех тех, кто не придерживается надлежащего образа мыслей, всегда оказывалось весьма эффективным средством для того, чтобы создать единое мнение в стране»[56]. Один из способов уладить разногласия о природе вещей — это поискать устраивающий всех метод проверки информации, а если такой не найден, согласиться быть несогласными и искать дальше. Так поступает либеральная наука. Другой способ — настаивать на своей правоте и искать возможности для устранения тех, кто неправ. Наверное, большинство из нас в какой-то момент времени хотели бы избавиться от человека, чье мнение нам не нравилось. Либеральные идеи заглушают этот импульс. В культуре, где люди допускают вероятность того, что кто-то другой может быть прав, убийство этого человека или попытка заставить его замолчать даже в теории не может служить целям накопления знаний. Напротив: из-за этого можно упустить шанс исправить ошибку. В либеральном обществе желание подавить неправильное мнение — именно такое было у Платона — это не что иное, как желание уничтожить само знание.