Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

Это обычная претензия ко всем либеральным социальным системам, не только к интеллектуальной: про капитализм говорят, что он всему знает цену, но не знает ценностей, про демократию — что она вырождается в распущенность и дезориентирует. Современный философ Аласдер Макинтайр обвиняет либерализм в том, что общество предстает при нем исключительно «ареной борьбы за сохранение того, что полезно или приемлемо для индивидов». Он пишет: «Современное общество и в самом деле является часто, по крайней мере на поверхности, не чем иным, как собранием чуждых друг другу людей, каждый из которых преследует собственные интересы при минимальных ограничениях»[60]. Если принять саму концепцию потери добродетели в базарном бедламе, свойственном либеральной этике, то неудивительно, что «мы имеем слишком много несопоставимых и конкурирующих моральных концепций» — много по сравнению с теми моральными ресурсами, которые есть у либеральной культуры, чтобы их примирить. «Отсюда следует, что наше общество не может надеяться на достижение морального консенсуса»[61]. Таким образом, либерализм породил что-то вроде современной Вавилонской башни; он вызвал «века мрака, которые уже настигли нас»[62].

Ускоряет ли либеральная наука — или либеральный капитализм, или либеральная демократия — моральное разложение? Я в этом сомневаюсь: я не вижу, чтобы, например, Советский Союз при Брежневе (общество с нелиберальной политической системой), Индия при Индире Ганди (общество с нелиберальной экономической системой) или Иран при Хомейни (общество с нелиберальной интеллектуальной системой) были более «добродетельными» или основывались на более достойных моральных принципах, чем Америка или Западная Европа. Можно попытаться доказать, что, хотя люди в странах современного либерализма часто бывают не согласны друг с другом относительно природы добродетели, сами эти страны ведут себя более добродетельно, чем любые другие в истории. В любом случае, проблема нравственных разногласий существует в любом обществе — и либеральном, и нелиберальном; вопрос в том, используете ли вы их себе на благо или жестоко подавляете.

Научные правила действительно не могут разрешить моральные вопросы тем же способом, с помощью которого они зачастую приносят быстрые ответы на вопросы фактологические. Нельзя провести исследование или эксперимент с целью выяснить, является ли аборт убийством, а смертная казнь — жестокостью. Но в защиту научных правил следует сказать, что они могут привнести в моральную дискуссию порядок и спокойствие. Необходимость критики и проверки может хотя бы удержать моральные споры от того, чтобы они выродились в перебранку или что-нибудь похуже. И в конце концов все это может — хотя и не сразу и не напрямую — привести к информированному консенсусу. Год за годом критики требовали объяснения, почему естественные права и равенство распространяются только на тех, кто выглядит как некие «мы»; один за другим доводы были отброшены, и в конце концов моральная легитимность рабовладения и расизма рассыпалась в пыль. Критический режим либеральной науки не доказал, что рабовладение — это неправильно, но явно помог с ним покончить.

Однако упрек со стороны добродетели все-таки отчасти справедлив: правила «никто не имеет права на решающее слово» и «никто не обладает личной властью» не охватывают всего спектра моральных вопросов и не представляют собой всеобъемлющий моральный кодекс человеческой жизни. Нам еще нужны сочувствие, честность, достоинство, верность, уважение к будущему и так далее. Эти ценности необходимы любому обществу. Нельзя сказать, что существование критической культуры очевидным образом их разрушает, но оно и не делает ничего для того, чтобы их гарантировать. То есть, хотя либеральная наука и может помочь людям организовать поиск достойных моральных принципов, она не может им их обеспечить.

Претензию со стороны сообщества я оставил напоследок, потому что прямо сейчас она наиболее актуальная и непростая из всех трех. Она немного похожа на претензию со стороны добродетели, но имеет чуть более прикладной характер. «Для существования либеральной науки, — гласит она, — необходимо сообщество: государство, университет или что угодно еще. При этом либеральная наука допускает, а иногда и поощряет безответственные, глупые речи и убеждения, которые разрушают силу этого сообщества. Защищая исключительно безграничное сомнение и критику, наука разрушает стандарты, от которых сама же и зависит. Чтобы защитить себя и свободу мысли, сообщество вправе и даже обязано прочертить границу перед некоторыми высказываниями и убеждениями и заявить: „Вот этого мы не потерпим“».