Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

Кажется, сейчас ситуация постепенно меняется. Но можно не сомневаться, что нелюбовь японцев в критике обернулась большими потерями — не только для Японии, но и для всего мира. Японская нация — одна из наиболее многочисленных, богатых, образованных и трудолюбивых на планете. При этом интеллектуальную повестку в стране задают иностранцы; японские университеты — по международным стандартам — провинциальны; а ярких мыслей появляется довольно мало. С 1901 по 1985 год японские ученые получили пять Нобелевских премий в научных областях — в 28 раз меньше, чем американские, и в 10 раз меньше, чем немецкие. А стало ли общество лучше от того, что в нем избегают оскорблений? В Америке найдется не много исследователей, которые хотели бы там жить и сидеть на научных семинарах, не имея возможности высказаться. За общество без оскорблений приходится платить высокую цену.

Слишком многие об этом сегодня забывают. Люди думают, что можно искоренить боль, но сохранить при этом знание. Они — эпистемологические пацифисты, те, кто наслаждается продуктами критического исследования и при этом праведно осуждает все недостатки, которые видят в процессе производства этих продуктов. Кажется, многие из них думают, что плоды интеллектуального труда растут на дереве. Несколько лет назад прогремел скандал с курсом французского языка в Йельском университете: старшекурсница пожаловалась на него в университетскую комиссию по сексуальным домогательствам. Автор курса Пьер Капрец придумал что-то вроде телевизионной мыльной оперы на французском языке («Французский в действии»), которая оказалась невероятно популярным средством обучения: «Ее показывают десятки государственных каналов, а сотни университетов используют в качестве основы для обучения французскому языку»^{10}. Но студентка оскорбилась, увидев в фильме гендерные стереотипы — например, «большой постер полуголой женщины из французской рекламы». Студентка заявила: «Для меня было по-настоящему оскорбительно сидеть в аудитории и видеть изображение женщины как предмета». Другая студентка — лесбиянка — пожаловалась, что ее «очень оскорбляла необходимость под видом обучения французскому языку каждый день терпеть сексистскую гетеросексуальную романтику». Студентки отметили, что оскорбленными могли почувствовать себя и мужчины; первая из них сказала, что «ей было жаль одного лысеющего студента, когда обсуждалась лексика, связанная с волосами». Кажется, никому из этих людей ни разу не пришло в голову, что шоу имело такой успех именно потому, что было смешным, а смешным оно было потому, что его автор рискнул подойти к вопросу оригинально и творчески; а если бы он пытался всем угодить, то получилась бы унылая размазня. И тогда пострадали бы те многие люди, кто хочет изу чать французский.

Либеральное общество основывается на следующем принципе: каждый из нас должен всерьез допускать, что может ошибаться. Это значит, что мы не должны позволять никому, включая нас самих, быть вне досягаемости критики (никто не имеет права на решающее слово); но следует позволять людям совершать ошибки, даже если эти ошибки кого-то расстраивают или оскорбляют (а это неизбежно будет происходить). Кроме того, мы можем заявлять об обладании знанием только в том случае, если наша точка зрения была проверена «никем конкретно» (никто не обладает личной властью).

Иными словами, либеральная наука стоит на двух основаниях. Первое — это право оскорблять в целях поиска истины. И второе — это обязанность проверять чужие мнения и отдавать на проверку свои. Именно в этом и состоит общественная мораль: максимально быстрый поиск ошибок при минимальном риске причинения вреда — интеллектуальная вольность, ограниченная интеллектуальной дисциплиной.